Интервью с Элистером Куком

И вот наконец мы добрались до последнего интервью из книги Кевина Браунлоу The Search for Charlie Chaplin. Напомню, что эта книга является своеобразным дополнением к документальному телесериалу "Неизвестный Чаплин" (1983) и включает историю создания самого телесериала, а также большое количество интервью, не вошедших в него. Я отобрала из них семь, показавшихся мне наиболее заслуживающими внимания. Надеюсь, вам было интересно! Всю подборку теперь можно будет прочитать по тэгу "В поисках Чарли Чаплина".

Последним же, но не менее важным пунктом в нашей программе становится...

***

ИНТЕРВЬЮ С ЭЛИСТЕРОМ КУКОМ

Мне нужно было сделать серию интервью для газеты The Observer в 1933 году, когда я, получив дотацию, переезжал из Йельского университета в Гарвард. У меня было свободное лето, и я собирался на Западное побережье. Конечно, я был весь в предвкушении и написал всем этим людям: Любичу, Ч. Обри Смиту - и Чаплину. Интересно то, что единственным, кто лично ответил на мое письмо, был Чаплин. Частично это объяснялось тем, что, когда он был в Англии двумя годами ранее, он встречался с Асторами, так что The Observer послужил связующим звеном между нами. Я приехал к нему на студию и познакомился с ним. Предполагалось, что он выделит мне час на интервью, но он показал мне декорации из "Огней большого города", останки статуи, набережную и всё это, а потом повел меня обедать. Я уехал около полуночи и потом провел с ним всё лето. После я уехал в Гарвард, но следующим летом он написал мне и сообщил, что у него появилась идея снять фильм о жизни Наполеона на острове Святой Елены и не хотел бы я поучаствовать в написании сценария? Конечно, я был невероятно взволнован и польщен, поэтому я приехал, чтобы начать работу с ним, и работал на него всё лето.

Чаплин был очень беззаботным, когда не работал. Но когда я прибыл работать над этой идеей про Наполеона, он оказался совсем другим человеком в плане дисциплинированности.

Мы приезжали на студию к десяти часам - Картер Де Хейвен, бывший актер водевиля, и старый Генри Бергман. Функция последнего заключалась в том, чтобы просто присутствовать. Чаплин прохаживался туда-сюда, изображая Наполеона, потом поворачивался к Генри Бергману и спрашивал: "Окей, Генри?" А Бергман, который был кем-то вроде французского фермера, вздыхал и говорил: "Ммм. Я бы сказал, да, да. Очень хорошо". И всё. На этом его вклад заканчивался, но это работало, потому что Чаплин доверял его инстинкту. Было довольно мило иметь такого продюсера-любителя - вроде мухи на стене, на которую кидаешь взгляд и спрашиваешь: "Нормально?" - "Угу".

Каждый день мы работали в такой комнатушке, в такой убогой комнатушке, что было для меня огромным потрясением. Если уж на то пошло, и сама студия была крайне далека от той претенциозности, какую я успел себе вообразить. Она была отделана чем-то вроде штукатурки с каменной крошкой, а снаружи - балки, имитирующие фахверк. Сейчас так могло бы выглядеть третьесортное кафе. Конкретно в этой комнате были отходящие от стен обои, ужасно истершийся ковер, жутко расстроенное пианино, которому было лет восемьдесят, деревянный стол с парой пепельниц - в те дни Чаплин курил - и стулья из гнутого дерева. Даже у самых скромных кинокомпаний, снимающих трехминутные документальные фильмы, не бывает настолько бедных офисов. Чаплин говорил, что ему неуютно работать в комфортабельной обстановке. Он подозревал в этом не столько свой успех, сколько денежное вознаграждение, и это одна из причин, по которой он избегал иметь дело с деньгами. Он предпочитал захудалую обстановку, вроде той, к которой он привык в водевиле.

Я отправлялся в библиотеку и возвращался с мемуарами кого-нибудь, кто жил вместе с Наполеоном на острове Святой Елены, и Чаплин все больше проникался этой идеей. Она начинала постепенно оформляться, и он был очень воодушевлен возможностью сыграть свою первую драматическую роль.

Помню, как он пришел однажды утром, очень веселый, мы собирались сыграть в теннис, и тут он сказал: "Знаешь, эта история о Наполеоне... Она лучше подойдет кому-нибудь другому - зрители хотят видеть маленького человечка. Так что, может быть, как-нибудь в другой раз". И больше он никогда об этом не упоминал.

Я сейчас думаю, что так он хотел прийти в звуковое кино - но не с маленьким человечком. И мне кажется, что его инстинкт подсказывал ему правильно, что стоило снять этот драматический фильм, где Чарльз Чаплин, а не Чарли Чаплин предстал бы как Наполеон и таким образом полностью вырвался бы за рамки прежней роли. Но, возможно, он не был уверен в успехе и поэтому сказал, что это "лучше подойдет кому-нибудь другому". Я оказался как бы в подвешенном состоянии, получая астрономическую сумму в 100 долларов в неделю, что было прекрасно во время Депрессии, но я думал: "А теперь-то что мне делать?" Но он сказал, чтобы я не беспокоился об этом. Потом у него появились другие идеи. Он собирался сделать ревю - фильм из шести эпизодов, самым неординарным из которых должен был стать эпизод распятия, которое изображается как представление в ночном клубе, очень так по-голливудски, все эти богатые расфуфыренные люди, аплодирующие представлению*. Это была очень хорошая идея, но, конечно, в те времена она была неосуществима. И весь этот эпизод он изобразил в лицах. А потом - то же самое. "Может, это подойдет для Олдоса Хаксли, но не для меня". Все, кто работал с Чаплином, рассказывали мне, что начиналось всё всегда очень вдохновляюще, потому что Чаплин был полностью поглощен любым фильмом, который он снимал, и в этой поглощенности он полностью игнорировал личную жизнь всех остальных. Он замечательно обходился с ними, когда все шло хорошо. Если же нет, он решал забыть про ужин - и вам тоже стоило о нем забыть. Если в Голливуде появлялась какая-нибудь важная персона, он не показывался на студии и никому нельзя было звонить ему. Мне также говорили, что когда дело доходило до кризиса, когда он никак не мог придумать, что делать в той или иной ситуации, было самоубийством отпрашиваться куда-либо или докучать ему каким бы то ни было образом.

Кризис, о котором мне известно, относится к "Огням большого города". Он сказал мне, что ломал над этим голову целыми днями. Он хотел познакомить бродягу с цветочницей, но при этом возникало несколько проблем. Первая: как он должен был узнать о ее слепоте? Вторая проблема заключалась в том, что у него была идея, что он, маленький бродяжка, будучи совсем без денег, должен заплатить за цветы и не получить сдачу, потому что - и это типичный пример чаплинского пафоса - тогда он печально осознает, что не хочет обидеть эту девушку. Так что он работал над этими проблемами, и первую удалось решить достаточно легко. Он выбрал Вирджинию Черрилл, потому что, по его словам, она и так выглядела слепой. Затем, по-видимому, они испробовали всевозможные варианты, чтобы донести мысль о том, что у него нет денег - и дать ей понять, что она может оставить себе сдачу.

Он рассказывал, что однажды утром он проснулся и его внезапно осенило - захлопнувшаяся дверца автомобиля. Происходит следующее: он подходит к девушке (пролезая через лимузин богача, чтобы избежать встречи с копом**), говорит, что ему нужен цветок, отдает ей все свои сбережения, которые с равным успехом могут быть долларом или десятью центами, и в тот момент, когда она тянется за сдачей (она роняет монетку, и таким образом он понимает, что она слепая), она слышит, как богач идет обратно по тротуару, садится в машину, хлопает дверцей и машина уезжает. Она собиралась дать ему сдачу, но теперь она говорит: "О, спасибо, сэр", а Чаплин смотрит на нее и понимает, что произошло, разворачивается и на цыпочках уходит, так и не получив свою сдачу. В фильме это всё происходит так естественно. Но каждый раз, когда я вижу эту сцену, я до сих пор слегка морщусь при мысли о всех тех людях, кому пришлось пожертвовать своей личной жизнью, пока он бился над этим простым решением.

В 1932 году он был на острове Бали в Тихом океане и научился у тамошних девушек искусству балийских танцев. Он снял на видеокамеру, как они танцуют, а потом - как танцует он сам. Это было бесподобно - идеальная хореография. Когда он рассказывал об этой поездке, он сказал: "Я бы хотел показать тебе то, что я снял". А было уже одиннадцать часов вечера. Он поднимает телефонную трубку и звонит своему киномеханику, который, разумеется, находится у себя дома и готовится ко сну. Он набрасывается на этого бедолагу: "Садись в машину и приезжай сюда!" - так что около полуночи приезжает этот человек, угрюмый и заспанный, и мы смотрим фильм. Когда он заканчивается, Чарли выходит, рассыпается в благодарностях, и человек уезжает домой. Тогда Чаплин сел и, посмеиваясь, сказал: "Знаешь, в кино это могло бы быть очень смешно. Представь, этот малый только что женился. Они только что вернулись домой, на часах около девяти вечера, и он начинает: 'Дорогая, ты не устала?'" - и он тут же изобразил всё это, изобразил кокетничающую женушку, а затем - этого парня, рванувшего в спальню, чтобы обрызгать себя всевозможными лосьонами и духами. Он разыграл весь этот спектакль, а затем герой забирается в постель, и тут звонит телефон, и на другом конце провода этот изверг орет: "Чем ты там занимаешься? Немедленно приезжай сюда!" Тут он захохотал и таким образом вроде как замял свою вину. Я хочу сказать, я был здорово шокирован тем, как развивались события, но когда его сотрудник уехал, он погрузился в эту игру воображения, и, конечно, ему можно было простить что угодно, ведь этот злодей подкупал своим потрясающим артистизмом.


*Источник:
Brownlow K. The Search for Charlie Chaplin. - London & Yorkshire, UK : UKA Press Publishing, 2010. - P. 154-159.

---
См. также:
• Интервью с Джорджией Хэйл
• Интервью с Сиднеем Чаплином
• Интервью с Тимом Дюрантом
• Интервью с Дином Райзнером
• Интервью с Айвором Монтегю
• Интервью с Норманом Ллойдом
• Интервью с Вирджинией Черрилл

_____________
*Похожий сюжет упоминается и в автобиографии Чаплина (глава 25). Возможно, эту идею он вынашивал достаточно долгое время, видоизменяя ее и дополняя различными деталями.
**Такая же шутка была ранее использована в "Праздном классе" (The Idle Class) в 1921 году.

@темы: Это интересно, City Lights, Воспоминания о Чаплине, Henry Bergman, В поисках Чарли Чаплина

---

Интервью с Норманом Ллойдом

Дорогие читатели!

Спешу сообщить, что сегодня, в последний день лета, блог выходит из слегка затянувшегося отпуска. Ура! Я прошу прощения у всех, кого заставила беспокоиться из-за своего отсутствия. Конечно, мне следовало просто написать, что какое-то время меня здесь не будет, но, по правде сказать, я не думала, что этот перерыв так затянется... Каждый раз я думала, что вот-вот выложу новый пост, но каждый раз по тем или иным причинам пост откладывался. Но вот, наконец, он тут!

Сразу хочу сказать, что буду постить в блог реже, чем раньше, потому что, чего греха таить, появилось другое занятие, которому мне хочется уделить больше времени. Но и совсем забрасывать блог тоже не хочется, поскольку в него вложено много сил и в закромах еще много всякого, чем хотелось бы поделиться. Я постараюсь выкладывать посты не реже одного раза в месяц, а там посмотрим, как пойдет.

Итак, мы продолжаем с того места, на котором остановились в прошлый раз, и сегодня я принесла вам интервью с Норманом Ллойдом - актером, сыгравшим роль мистера Бодалинка в "Огнях рампы". Честно признаюсь, что это интервью немножко сломало мне мозг своими формулировками и не исключено, что косвенно повлияло на мое решение временно задвинуть всё в долгий ящик. Но я все-таки довела дело до конца. Здесь есть кое-какие мысли, которые кажутся мне интересными, и один любопытный кусочек информации, о котором вы, возможно, не знали

Кстати говоря, 8 ноября Норману Ллойду исполнится 106 лет!

***

ИНТЕРВЬЮ С НОРМАНОМ ЛЛОЙДОМ

Чаплин чувствовал, что смешить людей становится всё труднее. На самом деле, он всегда понимал, что это нелегко. Помню, как он рассказывал мне о том, что, когда он снимал "Огни большого города", которые многие называют самым смешным из его фильмов, а также самым трогательным, он часто сидел в своей гримерной целыми днями, ожидая, когда его посетит какая-нибудь смешная идея.

Чарли понимал, что твое величие как артиста измеряется тем, насколько смело ты способен смотреть в лицо той правде, которую понимаешь, или той правде, которую видишь. Это не каждому из нас дано. Мы можем видеть правду, но не всегда способны принять ее как артисты, и он это понимал. В "Огнях рампы", где показан комик, который больше не может смешить людей, он рассказал такую историю. Тем самым он как бы говорил: "Я, Чарли Чаплин, сомневаюсь, что могу и дальше смешить людей".

Чарли полагал, что мальчика от мужа в нашей профессии отличает та личная история, которую может рассказать человек. Планируя визуальный облик своих картин, обстановку комнат, декорации, которые он поручал художнику, он всегда четко знал, чего хочет. Все его картины в конечном итоге сняты в одном визуальном стиле, который являл собой особый мир. Это был мир человека, недавно прибывшего в эту страну, бедного человека, борющегося за то, чтобы найти здесь свое место - так, по крайней мере, мне всегда представлялось. Его картины имели своего рода европейский колорит, этакий колорит бедных кварталов - возможно, чтобы они были узнаваемы даже в таком большом городе, как Нью-Йорк. Это был ни на что не похожий мир; ни один режиссер не снимал ничего похожего на картины Чарли.

Однажды вечером мы пришли на студию, зашли в домик, где была его гримерная, и я просто не смог удержаться. Я заглянул в чулан и увидел одну из тростей. И подумал: "Итак, Норман, пришло время украсть эту трость". Я протянул руку и стал осторожно вытаскивать ее. Я еще не придумал способ незаметно вынести ее оттуда, когда рядом со мной возник Чарли и со словами: "Ах, да", - мягко забрал ее у меня и невозмутимо поставил на место. Я заподозрил, что я, должно быть, далеко не первый, кто попытался провернуть подобное. А пока он возвращал трость на место, я посмотрел вниз и обнаружил один из его секретов. Там стояли огромные башмаки, самые знаменитые башмаки в мире. Но внутри больших башмаков была еще одна пара размером как раз по ноге Чарли, так что когда он прохаживался самой знаменитой в мире походкой в этих огромных башмаках, на самом деле, он был в тех других ботинках, которые давали ему контроль*.

Он всегда считал, что должен работать каждый день. Это фактически его слова: если он не работал каждый день, он не заслужил свой ужин. Под работой подразумевались не только съемки, но и написание сценария или работа над музыкой, к которой он обращался, когда в писательской работе наступал творческий кризис.

Однажды при мне он довольно резко обратился к своему сыну Майклу, которому было пять или шесть лет - и который тащил за собой по полу свитер. Он сказал: "Подними его с пола. Он куплен на заработанные деньги".

Я слышал, что Чарли на протяжении многих лет платил зарплату примерно тридцати людям - людям из эпохи немого кино. В их число входили Эдна Первайэнс, Генри Бергман, привратник на студии, Ролли Тотеро (его оператор) и другие. Он был щедрым и добрым человеком - но не тем человеком, которому можно сесть на шею.

Мне кажется, что я познакомился с Чарли в момент, когда он находился в состоянии огромного творческого конфликта. Потускнеет ли его образ с надвигающимся возрастом? Это был прекрасный образ, ведь "Верду" столь обворожителен и красив - но он не был образом бродяги, которого люди все еще ждали от него и про которого он сказал: "С помощью бродяги я сказал всё, что мог". Он больше не хотел играть эту роль, хотя люди вроде Джеймса Эйджи писали для него сценарии с участием бродяги. Теперь же его история изменялась со временем и сомнения только усилились. К тому же, он много работал с диалогами. Это не было его естественной творческой средой. Он очень разозлился, когда показал "Верду" Клиффорду Одетсу и тот сказал: "Чарли, это шикарно, но диалоги должны быть не такими". И Одетс был выставлен вон. Но Чарли быстро остыл. Они были очень хорошими друзьями и легко помирились.

Я не встречал сильнейшего эго, посвятившего себя служению искусству. Это эго предопределяло, что всё, что делал Чарли, было интересным, даже если он это потом выбрасывал. Всё было интересным уже потому, что это делал он, просто так получалось, что в данном случае чем-то приходилось пожертвовать.

Я знаю, может показаться, что я его идеализирую, но даже если в итоге это нигде не пригождалось, меня завораживало всё, что он делал, и порой эти идеи появлялись где-нибудь еще в переработанном виде.

Норман Ллойд в "Огнях рампы" (1952)


*Источник:
Brownlow K. The Search for Charlie Chaplin. - London & Yorkshire, UK : UKA Press Publishing, 2010. - P. 126-129.

---
См. также:
• Интервью с Джорджией Хэйл
• Интервью с Сиднеем Чаплином
• Интервью с Тимом Дюрантом
• Интервью с Дином Райзнером
• Интервью с Айвором Монтегю
• Интервью с Элистером Куком
• Интервью с Вирджинией Черрилл

Либо воспользуйтесь тэгом В поисках Чарли Чаплина, чтобы увидеть всю подборку.

_____________
*Тед Тетрик, у которого была пара таких башмаков, рассказал нам, что Чаплин надевал их не на ту ногу. В каблуке у них была дырка, которая, как он считал, давала возможность прикреплять башмаки к полу для выполнения каких-то трюков. (Мы предпочитаем думать, что дырка - это след, оставшийся после сцены катания на роликах в короткометражке "Скетинг-ринг" / The Rink.) Эти башмаки вместе с котелком и тростью были проданы с аукциона в Лондоне в 1987 году. - примеч. Кевина Браунлоу

@темы: Это интересно, Орг. пост, Limelight, Воспоминания о Чаплине, Monsieur Verdoux, В поисках Чарли Чаплина

---

Интервью с Айвором Монтегю

А вот и новое интервью подоспело! Если вдруг кто-то оказался здесь впервые, хочу освежить информацию и напомнить, что я выкладываю в блоге подборку интервью с людьми, лично знавшими Чаплина, из книги Кевина Браунлоу The Search for Charlie Chaplin, которая является своеобразным дополнением к документальному телесериалу "Неизвестный Чаплин" (1983). Книга включает историю создания самого телесериала и большое количество интервью, не вошедших в него.

Сегодня в программе - интервью с Айвором Монтегю, английским кинорежиссером, продюсером, сценаристом, писателем, журналистом, одним из сильнейших игроков Англии в настольный теннис и членом компартии Великобритании.

***

ИНТЕРВЬЮ С АЙВОРОМ МОНТЕГЮ

Я познакомился с Чарли только в 1929 году, когда приехал в Голливуд. Разумеется, встретиться с ним было моей голубой мечтой. Я знал и (Дж. Бернарда) Шоу, и (Г. Дж.) Уэллса, и в числе рекомендаций, которые я собрал, были две рекомендации от них, так что как только я выбрался в Голливуд, я отправился с ними на студию Чарли, где встретился с его менеджером (Альфом) Ривзом. По его говору я понял, что он происходит из той же части Брикстона, где родилась моя жена, и я упомянул в разговоре Камберуэлл и Денмарк Хилл, что сделало нас такими закадычными друзьями, что он пообещал передать их (рекомендации) лично Чарли. Я не сомневался, что увижусь с ним немедленно, однако этого не произошло. Я звонил раз в несколько недель, и мистер Ривз становился все более смущенным. Он сказал: "Проблема в том, что мистер Чаплин пытается придумать, что ему для вас сделать, потому что ему хочется устроить для вас что-то особенное". В конце концов, он сжалился надо мной и предложил: "Слушайте, давайте я просто проведу вас на студию и скажу: 'А вот и мистер Чаплин', и вы с ним познакомитесь". Я сказал, что так не пойдет, и упорно продолжал ждать. Наконец, мне позвонил Коно, дворецкий, который устраивал всю его социальную жизнь. Не соглашусь ли я приехать в следующую субботу на теннисную вечеринку? Позднее я узнал от Джорджии [Хэйл], что подобные встречи Чарли устраивал время от времени в попытке разом разделаться с кучей приглашений, которые он задолжал разным людям.

Чарли был очень хорошим игроком в теннис. Казалось, он способен достичь мастерства в любом деле, стоило только захотеть - это можно видеть иногда в его фильмах. Возьмите, к примеру, "Золотую лихорадку". Танец булочек оттуда сам по себе является проявлением необыкновенной ловкости, которой он обучился самостоятельно. Я хочу сказать, у него были тренеры и так далее, но именно его сила воли стала залогом того, что он достиг такого высокого уровня в теннисе. Раньше он находился в состоянии дружеского соперничества с Дугласом Фэрбэнксом, потому что за всё, чем занимался Дуг - бег, легкая атлетика, игра в теннис - немедленно брался и Чарли, который оттачивал свои навыки до тех пор, пока не начинал превосходить в этом Дугласа. Только когда Дуглас увлекся гольфом, Чарли отказался последовать его примеру.

Или взять, к примеру, парикмахерское дело - оно ведь тоже требует большого мастерства. Он, безусловно, овладел им не ради одного только "Великого диктатора"¹. Когда мы останавливались у него в наш последний уикэнд в Голливуде, он сделал моей жене самую потрясающую стрижку, какую она когда-либо носила². Несомненно, он становился мастером в любом деле, за которое брался.

Чарли отличался абсолютно ненасытным любопытством. Этим он был похож на многих других выдающихся людей, которых я встречал - ученых, художников, писателей, кого ни назови. Их всех объединяла жажда знать всё, что только можно, обо всём, на случай, если это вдруг пригодится им на их поприще. Чарли был художником того же сорта. Когда он знакомился с людьми, он становился не только актером, но и наблюдателем. Впоследствии он не высмеивал их, а всесторонне характеризовал, и вы прекрасно можете видеть, что у него из этого получалось. Я уверен, что любой новый случай, любой светский лев, который хотел нанести ему визит, попадал в его галерею образов.

На Рождество после довольно продолжительной партии в теннис и английского ленча он сказал: "Сейчас я расскажу вам про 'Огни большого города'". Мы сидели в креслах в его гостиной, и он представил нам все "Огни большого города" в лицах. Так вот, для меня проблема заключалась в том, что шанс увидеть подобное представление выпадает лишь раз в жизни. Такое не захочется забыть. Об подобной чести и мечтать было нельзя, приезжая в Голливуд. Но я здорово набегался во время игры в теннис, плотно пообедал, и, разомлев, я попросту заснул. Это была одна из самых неловких ситуаций, в какой только можно оказаться. Моя жена сидела достаточно близко, чтобы метафорически вонзить палец мне под ребра. Но именно таким образом я впервые познакомился с "Огнями большого города". Мне кажется, в действительности я вынес из этой истории то, что считаю самым ослепительным озарением о работе Чарли. Для меня это стало ключом к пониманию всего, и почему это так здорово, почему он так сильно выделяется среди столь многих других комиков кино. По тому, как он говорил и как рассказывал историю, становилось понятно, что он вовсе не отождествляет себя с созданным им образом. Он все время называл его "бродягой" и говорил о нем в третьем лице. Он был режиссером, который придумывал всё, что случалось с ним, который ставил этот образ в заданные ситуации. Он находил определенное наслаждение, обрушивая на него те или иные злоключения, и не без гордости наблюдал за тем, как он выбирался из них. Тем не менее, он был исполнителем этих страданий, а не самим страдальцем. Суть в том, что он был творцом; он рассказывал историю, придумывал персонажей, их приключения рождались из его собственного жизненного опыта - те горести, те эмоции, которые они пробуждали - все они были спланированы им. Он впервые показал ту степень эмоций, которую фильм способен зародить в зрителях. Это было достигнуто не просто актером, а планировщиком - а именно им Чарли и был в своей работе. Несколько дней спустя он пригласил нас посмотреть предварительный монтаж фильма. У меня было чувство, что, не имея никого, кто мог бы покритиковать его, и не имея четкого графика, которого следовало придерживаться, он рисковал в конце концов слишком сблизиться со своей историей, чтобы объективно ее оценивать. Мне кажется, иногда он слишком долго занимался одним фильмом. Он добивался совершенства - только совершенство могло его устроить. Но мне кажется, что в комедии чутье может притупиться ровно в тот момент, когда она перестает быть смешной, или тогда, когда тот или иной трюк мог бы оказаться чуточку смешнее, если бы длился дольше.

Например, та сцена в "Огнях большого города", когда он смотрит на витрину магазина и то и дело отступает на пару шагов, чтобы поглядеть на нее с другого ракурса (стараясь не смотреть на обнаженную статую), а за ним посреди тротуара - дыра для подъемника. Эта яма - кажется, что он вот-вот шагнет прямо туда. Кульминация комедии - в том, что этого не происходит. Как я помню, когда мы впервые увидели этот эпизод, он был длиннее и Чарли довел комедию до истерики. В финальной же версии эта сцена просто недостаточно продолжительна, чтобы достичь того же эффекта.

Когда "Огни большого города" были почти закончены, он начал нервничать и страдать сильными перепадами настроения. Иногда он говорил, что это величайшая картина, которая когда-либо была снята. В другие моменты он твердил, что картину ожидает полный провал, никто не пойдет на нее в кино, он будет разорен. Джорджия дружески подпихивала его локтем и говорила: "Ну же, Чарли, у тебя еще останется миллион долларов". - "Что такое миллион долларов? Ничего!" Для тех, кто не знал Чаплина, это могло прозвучать наиграно, но ничего подобного. В этом был он весь. Он достиг того положения, когда мог снимать картину в точности так, как ему нравилось, и тратить на съемки столько времени, сколько ему вздумается. Это стоило миллион долларов. У него было около двух миллионов. Поэтому, хорошо, у него бы остался один миллион, но это означало бы, что он полностью лишился бы этой свободы. Он не смог бы больше снимать картину так, как хотел. Пришлось бы возвращаться к тяжелой рутине со строгим графиком съемок, бюджетом и всем прочим.

Однажды вечером произошло кое-что необычное. Мы играли в очень жестокую игру, которая была популярна в то время - в этой игре один из присутствующих, на которого падает жребий, должен выйти из комнаты. Тем, кто остается, раздаются листочки бумаги, на которых написаны различные качества, такие как обаяние, чуство юмора, красота - и они обсуждают эти качества, чтобы решить, сколько баллов из десяти поставить отсутствующему другу напротив каждого из них. А жертва снаружи должна поставить оценки самой себе, вернуться в комнату и подвергнуться суровому испытанию, в процессе которого она зачитывает свою оценку себя и слушает оценку компании. Что ж, мы сыграли в эту игру по всем правилам, и я надеюсь, что больше в нее никто и нигде играть не будет. Проблема заключалась в том, что когда Чарли начал зачитывать свои оценки и дошел до чувства юмора, он скромно поставил себе девятку, но собравшаяся компания оценила его на четверку. Что, думаете, мы подшутили над Чарли? Вовсе нет. Это была целая научно-философская дискуссия о том, что считать чувством юмора. За чувство комедии нам пришлось бы поставить ему, наверное, одиннадцать из десяти. Но юмор предполагает определенную беспристрастность и способность видеть смешное в том, что происходит с тобой самим, а для этого Чарли был слишком застенчив. Не думаю, чтобы ему нравилось заглядывать в себя и оценивать себя. Дело не в том, что он боялся или стыдился других людей, но это не понравилось бы ему самому, так что это была вполне определенная характеристика³.

Периодически его спрашивали, был ли он евреем, но он никогда не давал официального ответа для печати, потому что, как он говорил, тот, кто отвечал, что он не еврей, тот подразумевал, что он не хочет, чтобы его считали евреем. По его словам, в нем текла кровь испанских цыган, которую он унаследовал от матери, и таким образом он получил кудрявые волосы.

Я был в Берлине в ранние годы нацизма и случайно наткнулся на книгу, которая называлась "Под взглядом евреев". В ней были представлены самые разные люди, многие из которых вовсе не были евреями, и среди них я нашел Чарли. Подпись под его фотографией гласила: "Этого скучного и бездарного еврея-акробата показывают в кинотеатрах мира, шокируя зрителей и т.д., и т.п." Я подумал, что он должен это увидеть, и отправил ему экземпляр книги. Так вот, за все те годы, что я знал Чарли, он часто посылал мне рождественские открытки и телеграммы или звонил мне по телефону, но при этом прислал мне одно-единственное письмо - и это было короткое письмо, в котором он благодарил меня за эту книгу. Я до сих пор считаю, что она вполне могла поспособствовать его решимости снять "Великого диктатора".


*Источник:
Brownlow K. The Search for Charlie Chaplin. - London & Yorkshire, UK : UKA Press Publishing, 2010. - P. 79-84.


Бонус:

Джорджия Хэйл, Айвор Монтегю, Сергей Эйзенштейн, Эдуард Тиссэ и Чарли Чаплин, 1930 год
(фото: kommersant.ru)


---
См. также:
• Интервью с Джорджией Хэйл
• Интервью с Сиднеем Чаплином
• Интервью с Тимом Дюрантом
• Интервью с Дином Райзнером
• Интервью с Норманом Ллойдом
• Интервью с Элистером Куком
• Интервью с Вирджинией Черрилл

Либо воспользуйтесь тэгом В поисках Чарли Чаплина, чтобы увидеть всю подборку.

_____________
¹Как известно, Чаплин блистал своими парикмахерскими талантами задолго до "Великого диктатора". Еще в короткометражке "За экраном" (Behind the Screen) (1916) он весьма профессионально делает укладку медвежьей шкуре. А также не стоит забывать о вырезанной сцене из "Солнечной стороны" (Sunnyside) (1919), где "таланты" демонстрируются скорее со знаком "минус", но все же тоже требуют определенного мастерства.
²Более подробно о любви Чаплина к стрижке волос можно почитать тут.
³Интересно, что на этой же самой игре присутствовал и Сергей Эйзенштейн (более того, играли у него дома), и в качестве еще одного бонуса мне хочется привести здесь отрывок из его эссе "Charlie the Kid", описывающего тот же эпизод с несколько иной точки зрения:

"Вечер в Беверли-Хиллз. В Голливуде.
Чаплин у нас в гостях.
Играем в популярную голливудскую игру.
Жестокую.
Игра эта характерна для места, где на сравнительно небольшом количестве квадратных километров сконцентрировано столько самолюбий, самолюбования и самовлюбленности - заслуженных, незаслуженных, обоснованных и необоснованных, перевоспетых и недооцененных, но во всех случаях настолько болезненно перенапряженных, что их хватило бы, вероятно, на три четверти земного шара.
Игра эта - вариант небезызвестной игры в "мнения". С той лишь разницей, что здесь мнения высказываются по определенной "анкете", на которой выставляются "отметки": например, "ум" - 5, "остроумие" - 3, "обаяние" - 4 и т.д.
Такую же анкету уносит с собой и тот, на кого ее заполняют оставшиеся. Он обязан ее заполнить сам и поставить себе отметки по личному усмотрению...
"Самокритичная игра", - сказали бы мы в Москве. Тем более что весь эффект игры не в каких-либо отгадках, а только в степени... несовпадения отметок общего мнения с самомнением того, кто вышел. Жестокая игра!
Тем более что графа "чувство юмора" в ней занимает почетное место.
"Король юмора" покорно уходит на кухню и, надев очки, где-то около рефрижератора заполняет листок анкетки. Между тем ему готовится сюрприз.
"Королю юмора" общественное мнение выставляет по "чувству юмора"... четверку.
Дойдет ли до него юмор этого положения?..
Не доходит!
Гость обижается!
У знатного гостя не хватает юмора на самоиронию: четверка оказывается заслуженной!.."

(Эйзенштейн С. Словесные портреты. М. : КоЛибри, Азбука-Аттикус, 2016. С. 189-190).

@темы: Сергей Эйзенштейн, City Lights, Georgia Hale, Воспоминания о Чаплине, В поисках Чарли Чаплина

---

Интервью с Тимом Дюрантом

Чтобы закончить с книгой The Search for Charlie Chaplin, я планировала выбрать оттуда еще несколько небольших интервью, представляющих интерес, и запостить их одной записью. И планировала я это еще на конец прошлого года, однако обстоятельства сложились так, что закончить перевод к тому времени я не успела и никак не успеваю одолеть его до сих пор. Поэтому, чтобы не тратить на это еще два месяца и чтобы мне самой было морально проще браться за этот перевод, я решила все эти интервью выложить отдельными постами, по мере того, как буду разбираться с каждым из них. Так что в ближайшее время вас ждет еще пять интервью знакомых и коллег Чаплина, а дальше наконец-то будет смена темы. По крайней мере, план такой. Впрочем, далеко от знакомых и коллег мы все равно не уйдем

Итак, сегодня вашему вниманию предлагается...

***

ИНТЕРВЬЮ С ТИМОМ ДЮРАНТОМ

Я познакомился с Чарли, когда он вернулся из кругосветного путешествия с Полетт Годдар¹. Я был его большим поклонником, и из всего Голливуда предпочел бы встретиться именно с ним. Но это представлялось невозможным, потому что после возвращения из этой поездки он сделался затворником. Думаю, он был расстроен общим положением дел. Я посетил великое множество голливудских вечеринок, но не застал его ни на одной из них. Но однажды мне позвонил Кинг Видор. Раньше я частенько играл с ним в теннис, так что он сказал: "Слушай, Тим, как насчет парной игры сегодня?" И я сказал: "Отлично". Он заехал за мной, и я спросил: "Куда мы едем?". Он ответил: "Едем к Чаплину". Итак, я сыграл несколько парных матчей с Чаплином и Биллом Тилденом. С самого начала я находился в каком-то оцепенении. Никогда в жизни я не играл так плохо, но я был невероятно взволнован этой встречей, потому что Чаплин оказался именно таким, как я себе и представлял. Он был грациозен, невероятно гостеприимен, полон задора и внутренней силы. Он с энтузиазмом и интересом относился к каждому, с кем бы ни заговаривал. Эта дружба, зародившаяся из партии в теннис, превратилась в постоянную работу с ним в студии Юнайтед Артистс, где я стал его представителем.

Ему в самом деле была жизненно необходима реакция других людей. Он привязывался к тем, с кем мог пообщаться, чью заинтересованность он чувствовал. Я был для него чудесным слушателем, и пусть даже он повторял одно и то же по многу раз, в нем настолько идеально сочетались умение выбрать подходящий момент, его воображение, его кипучая энергия и энтузиазм, что меня полностью захватывали его представления каждый раз, как он выходил на сцену, если можно так выразиться. Понимаете, я всегда был готов его выслушать. Вот что нас сблизило. Многие шутки он испытывал на мне. Думаю, то же самое он мог бы испытать и на вас - ваша реакция была бы не хуже, а может, даже и лучше моей. Но рядом с ним был я, я с удовольствием становился его невольным зрителем, и у меня всегда находились какие-то предложения. Я часто делился с ним своими соображениями, а он обычно отвечал: "Нет-нет, Тим, это отстой, полный отстой". На следующий день он предлагал то же самое под видом своей собственной идеи, даже не сознавая этого. Поэтому я относился к нему с большим уважением и почтением, и он знал, что я был очень к нему привязан, и знал, что я считал его гением - а он им и был. Если подумать, он мог всё - он мог не только писать и снимать фильмы, он занимался хореографией, писал музыку, монтировал картину, финансировал ее, играл в ней главную роль и подбирал других актеров. Он делал всё, и, разумеется, тратил на это массу времени.

Он надиктовал мне довольно большой кусок "Великого диктатора", когда мы были в Пеббл-Бич. Чарли хотел сделать что-то вроде того, что делал Шоу, понимаете, взять серьезную тему и раскрыть ее с юмористической стороны. Он хотел уничтожить Гитлера, выставив его посмешищем. Чарли просмотрел множество новостных роликов с Гитлером. Он говорил: "Этот парень - величайший актер, которого я когда-либо видел". Гитлер иногда брал на руки ребенка и изображал нежность, Чарли же восхищался его игрой на публику. Он произнес речь о гуманности, и это породило острую критику. Речь не вписывалась в фильм, ее не следовало включать. Было неэстетично отправлять Чарли вести пропаганду. Кинопрокатчики говорили: "Вы потеряете из-за этого миллион долларов", а он отвечал: "Да хоть пять миллионов, мне плевать. Я это сделаю, потому что эти мысли не дают мне покоя". Так что он это сделал, и это действительно ему довольно дорого обошлось. Многие говорили: "Какого черта, я не затем шел в кино, чтобы слушать, как кто-то толкает речь". Особенно это задело критиков. Они так яростно утверждали, что это неправильно, что многие люди, думая, что это пропагандистский фильм, не пошли на него².

На вечеринках он всегда был в центре внимания. Я не раз становился тому свидетелем - собираются такие люди, как Ноэль Ковард, три-четыре других знаменитости, а потом появляется он, и они все уступают место Чарли. Он тут же становился центром всеобщего внимания и, разумеется, наслаждался этим. Его представления на званых вечерах были ничуть не хуже того, что он проделывал в своих фильмах, а иной раз даже и лучше. Потому что у него была живая аудитория - то, чего у него не было во время съемок его картин. Он был великолепен.

Чаплин и Тим Дюрант на предварительном показе "Великого диктатора" (1940)

Чаплин, Полетт Годдар и Тим Дюрант на премьере "Великого диктатора" (1940)

Большие фотографии в блоге >>>

*Источник:
Brownlow K. The Search for Charlie Chaplin. - London & Yorkshire, UK : UKA Press Publishing, 2010. - P. 51-53.

---
См. также:
• Интервью с Джорджией Хэйл
• Интервью с Сиднеем Чаплином
• Интервью с Дином Райзнером
• Интервью с Айвором Монтегю
• Интервью с Норманом Ллойдом
• Интервью с Элистером Куком
• Интервью с Вирджинией Черрилл

Либо воспользуйтесь тэгом В поисках Чарли Чаплина, чтобы увидеть всю подборку.

_____________
¹Не совсем кругосветное, это путешествие захватило Гонолулу, Японию, Китай, Сингапур, острова Ява и Бали, Вьетнам и Камбоджу и длилось с февраля по июнь 1936 года. Подробнее можно посмотреть здесь (на английском).
²Тем не менее, фильм собрал в прокате в два раза больше, чем любой другой чаплинский фильм. - примеч. Кевина Браунлоу

@темы: The Great Dictator, Paulette Goddard, Воспоминания о Чаплине, В поисках Чарли Чаплина