Интервью с Вирджинией Черрилл

Всем привет! Вы, наверное, думали, что новых постов можно больше не ждать - ан нет, кое-что потихоньку варилось за кадром. Так получилось, что я снова вернулась к книге The Search for Charlie Chaplin и решила добавить к имеющимся интервью еще одно

Увы, на этом блог все-таки уходит в спячку. Многозадачность оказалась мне не по зубам. Сейчас я занимаюсь другим проектом (не связанным с Чаплином), который очень важен для меня, и именно на него уходят все силы. Тем не менее, все материалы в блоге остаются доступны и если я когда-нибудь пойму, как лучше организовать свое время, здесь может изредка появляться что-то еще.

Дорогие читатели, хочу поздравить вас с наступающими Новым годом и Рождеством, пожелать здоровья, благополучия и ясного неба над головой! Пусть ваши мечты претворяются в реальность!

И на этом переходим наконец-то к интервью с Вирджинией Черрилл! Как и в случае с интервью Джорджии Хэйл, я включила сюда также кусочки повествования от лица автора книги Кевина Браунлоу для создания атмосферы, так сказать. Напомню, что книга The Search for Charlie Chaplin является своеобразным дополнением к документальному телесериалу "Неизвестный Чаплин" (1983) и включает историю создания самого телесериала, а также большое количество интервью, как вошедших, так и не вошедших в него. Создатели телесериала - Кевин Браунлоу и Дэвид Гилл.

---

...Я вспомнил, что, когда мы снимали "Голливуд", Олив Кэри предложила нам встретиться с Вирджинией Черрилл, слепой девушкой из "Огней большого города". В этот раз она дала мне ее номер и я позвонил ей, трепеща от волнения.
- Я никогда не даю интервью, - прямо сказала она. - Меня сильно обидело отношение Чаплина к Британскому обществу помощи жертвам войны. Когда мы попросили разрешения использовать премьеру "Великого диктатора" для сбора средств в пользу Британского общества, он отказал.
- А что насчет "Огней большого города"?
- У меня остались очень теплые воспоминания обо всей съемочной группе. С Чарли мы не слишком-то ладили. У меня не было актерского опыта, и мы постоянно пререкались. Мне неприятно вспоминать об этом. Уверяю вас, что я не хочу давать интервью. У меня были проблемы со здоровьем, и я очень занята благотворительностью, - добавила она.
Тем не менее, она всё же согласилась встретиться с нами позже, пока мы были в тех краях.

<...>

Мы решили поехать в Санта-Барбару, чтобы навестить Олив Кэри, вдову Гарри Кэри. Мы также надеялись, что там у нас будет шанс увидеться с Вирджинией Черрилл. Я позвонил ей первой. Она дала нам проблеск надежды:
- Вы ведь всё равно собираетесь к Олли (Кэри)?
- Да! - воскликнул я.
- Что ж, перезвоните мне в 4.30.
Два часа спустя мы добрались до Олли Кэри и наслаждались ее очаровательной компанией до назначенного времени. Затем Олли сделала звонок за нас - ответа не было. Она позвонила еще несколько раз. Ничего. Тем не менее, ей удалось оставить сообщение, и спустя час или около того, когда мы уже собрались уезжать, телефон зазвонил.
- Где тебя носит? - спросила Олли. Как выяснилось, у врача.
Олли стала убеждать Вирджинию Черрилл принять нас. Мы чувствовали ее сопротивление.
- Послушай, Дэвид и Кевин - милейшие люди, которых ты только могла встретить, - Дэвид и Кевин обменялись горестными взглядами, - и они не собираются тебе докучать. Если бы они только могли зайти к тебе и переговорить с тобой десять минут, они были бы счастливы до смерти.
У нее получилось. Она добыла нам Джона Уэйна для "Голливуда", и она добыла нам Вирджинию Черрилл для "Чаплина".
Мы заехали к ней на обещанные десять минут и задержались на два с половиной часа. Вирджиния Черрилл жила со своим мужем, Флорианом Мартини, польским летчиком-асом Второй мировой войны, в маленьком, но дорогом доме с белой калиткой. Это было белое, обрамленное деревом бунгало с панорамным окном, выходящим на квадратный сад, окруженный высокими деревьями, кустами и пальмами. Там также был выжженный газон. Дом был обставлен с особой тщательностью - его холл хранил воспоминания о бытности Вирджинии Черрилл графиней Джерси - гравюры, изображавшие Ричмондский дворец Генриха VII, Остерли Парк, Дворец Кью.
Она была очень привлекательной женщиной. Она носила практичную элегантную английскую одежду, и у нее были седые волосы без того голубоватого оттенка, которым славятся американские матроны. Она сказала, что обожает людей, которые могут ее насмешить, отчего ее непростые отношения с Чаплином показались еще печальнее. Но она не воспринимала всерьез кинопроизводство или актерскую игру и, по-видимому, не могла понять тех, кто считал иначе.

***

ИНТЕРВЬЮ С ВИРДЖИНИЕЙ ЧЕРРИЛЛ

Я приехала погостить в Калифорнию, и мой дядя взял меня на боксерские призовые бои. Мой дядя был инвалидом, и ему предоставляли возможность сидеть в инвалидном кресле в конце первого ряда. А я сидела рядом с невысоким мужчиной в белом фланелевом костюме, очень загорелым и совсем седым. Мой дядя был знаком с ним и представил меня ему - это был Чаплин. Но я ему не поверила, потому что Чаплин для меня был неразрывно связан с образом Бродяги.

На следующий день дядя позвонил мне и сказал, что Чарли пригласил нас пообедать на пляже в субботу. Это должно было быть очень весело. Мы отправились к пляжному домику и прямо на пороге наткнулись на двух человек, которые стояли в прихожей - Чарли и высокого мужчину, похожего на Фернанделя, который сказал: "Вот девушка, о которой я тебе рассказывал". А Чарли сказал: "Нет, это девушка, о которой я тебе рассказывал". Судя по всему, Анри д'Аббади д'Арра, тот высокий мужчина, видел меня в отеле "Амбассадор", где я остановилась, и сказал: "Чарли, в отеле есть одна девушка - я ее видел - она слепая". (Я настолько близорука, что на самом деле ничего не вижу.) А Чарли пропустил его слова мимо ушей.

Он спросил, не хотела бы я сняться в фильме, и попросил прийти на студию, где сделал пробы меня без очков и, очевидно, решил, что я должна сыграть слепую девушку. Мне дали грим и сказали нанести его - гримера там не было. Мне кажется, я выглядела абсолютно чудовищно. Не представляю, как я умудрилась получить эту роль. Но для меня грим всегда оставался проблемой, потому что я уверена, что никогда не выглядела одинаково два дня подряд. То же касается и укладки волос. На студии не было парикмахера, и если в начале съемок мои волосы были довольно короткими, то к концу они отросли до плеч, хотя события в картине должны были происходить за небольшой промежуток времени. Но никто не возражал. Чарли сказал: если настроение задано верно, никто не заметит.

Перед подписанием контракта с Чарли я ясно дала понять, что я не актриса, что у меня нет никакой подготовки, а он сказал: "Это именно то, что мне нужно. Если бы ты чему-то училась, тебе пришлось бы всё забыть, потому что у меня свой метод работы, которого ты больше ни у кого не встретишь".

Съемочная группа должна была быть на студии в девять часов, готовой к работе, но Чарли приходил, когда ему вздумается, если у него не была запланирована партия в теннис или если не было дождя. Он мог появляться каждый день на протяжении нескольких месяцев, но угадать нельзя было никогда. Потому что нам приходилось ждать иногда несколько часов, иногда несколько дней, иногда несколько месяцев - буквально три или четыре месяца, когда Чарли не приезжал на студию. Иногда мы звонили ему домой и тактично спрашивали, выехал ли он уже - и если нам сообщали, что он играет в теннис или еще что-нибудь, мы знали, что можно спокойно уйти домой. Но поскольку на студии у нас не было ресторана и делать там было нечего, я просто сидела в своей гримерной, читала книги, вязала, вышивала и, в целом, маялась от скуки. Я часто пыталась улизнуть со студии, пока меня не поймали с поличным. В обеденный перерыв я встречалась со своим кавалером и опоздала на десять минут, полагая, что Чарли не приедет - но в тот день он приехал. После этого мне никогда не разрешали покидать студию по утрам. После этого я каждый день обедала в бунгало с Чарли, Генри Бергманом и посетителями. Обычно я была единственной девушкой, но это было интересно и у него был очень хороший повар. Чарли обожал развлекать гостей, и если с нами был музыкант, он тоже становился музыкантом. Если с нами был писатель, он сам становился писателем. Он рассказывал нам о своем детстве - как он ходил в парк и наблюдал за красивыми детьми. Он помнил цвета и рассказывал, что все дети были так красиво одеты в розовое, голубое и желтое, что они были со своими нянями - складывалось ощущение, будто он говорил об игрушках, которые не мог себе позволить. На него это произвело сильное впечатление. Он рассказал нам, что был очень бедным и ходил в какую-то школу для бедных детей, и там было ужасно холодно, поэтому они ломали стулья и жгли их на полу в туалете. За это его наказали.

У него была одна крайность - его не заботило, сколько дублей он делал. На самом деле, я часто думала, что если он не мог придумать, что делать дальше, он просто продолжал переснимать одну и ту же сцену, пока его не осеняло. Но Чарли был перфекционистом, и нам часто казалось, что дубли абсолютно одинаковы, но для него это было не так. Мне кажется, отснятой им пленки хватило бы, чтобы потопить "Королеву Мэри", но он всё снимал один и тот же эпизод снова и снова, и когда он наконец говорил: "Снято", - мы вздыхали с облегчением, а он прибавлял: "Хотя, пожалуй, давайте еще разок".

Он здорово умел вдохновлять. Он вдыхал в вас то настроение, которого пытался от вас добиться. Он играл каждую роль - это был его метод режиссуры. У нас не было сценария, и Чарли просто говорил: "Я хочу, чтобы в этой сцене ты сделала то-то и то-то", - а затем показывал, как именно он хотел, чтобы это было исполнено. И это прозвучит нелепо, но вы ловили себя на ощущении, что он становился вами. Как мог он быть слепой девушкой? Но он был ею - если он подавал вам цветок, вы чувствовали, что он был этим персонажем. Он мог раздражаться, если не мог добиться того, чего хотел, но со мной он был терпелив, поскольку я была абсолютным новичком. Я никогда не была актрисой, никогда не читала реплики. Мы не заучивали свои реплики, как это делают сейчас, но если Чарли нужна была сцена, в которой я что-то говорила, он заставлял меня отчетливо это проговаривать. Я часто не могла удержаться от смеха, потому что он был очень озорным. В нем было что-то от пикси - он обожал доводить людей до смеха. Он делал что-нибудь неожиданное, а мне не хватало опыта, чтобы импровизировать над этим, так что я просто начинала смеяться. Моих знаний было недостаточно, чтобы судить о своей игре. Мне никогда не приходило в голову оценивать свою игру. Если Чарли был недоволен, он давал это понять.

Чарли уволил меня посреди съемок. Я опоздала, вероятно, возвращаясь с обеда, и заставила его ждать, что было недопустимо. Поэтому он назвал меня избалованной и сказал, что, очевидно, я не должна сниматься в кино, и меня уволили. Так что я отправилась отдохнуть на ранчо Хёрста. Марион Дэвис была очень милой, доброй и гостеприимной - не только со мной, а со всеми. И она обожала всякие шалости. Я была сильно подавлена, а она сказала: "Не волнуйся. Тебя не по-настоящему уволили. Чарли позовет тебя назад, потому что точно не захочет выбросить столько отснятой пленки", - и она оказалась права. Пару недель спустя он позвонил и спросил: "Почему ты не на работе?" А я ответила: "Помните - вы меня уволили". Но он сказал: "Возвращайся на студию, веди себя хорошо и приступай к работе". И тогда Марион сказала: "Погоди-ка. Пока ты гостила у нас, тебе исполнился 21 год, так что твой контракт больше не действителен. Ты можешь потребовать больше денег". Мой договор со студией был на 75 долларов в неделю - не слишком большая сумма даже по тем временам, хотя мне она казалась весьма внушительной. Поэтому я спросила: "Сколько мне попросить?" Она сказала: "Как минимум, вдвое больше". Так что я сказала Чарли: "Я не могу вернуться на работу, потому что у меня с вами больше нет контракта". Он опешил. "Что ты имеешь в виду?" "Я подписала его до того, как стала совершеннолетней", - ответила я. Он сказал: "Чепуха, абсолютная чепуха". Я сказала: "Вовсе нет. На прошлой неледе мне исполнился 21 год. Спросите вашего юриста, права ли я". Он повесил трубку. Через некоторое время он перезвонил и сказал: "Думаю, тебе лучше прийти и мы обсудим это". Тогда Марион сказала: "Всё, он попался". Я вернулась на студию, и мою зарплату удвоили - с тех пор и до окончания съемок фильма я получала крупную сумму в 150 долларов в неделю.

Боюсь, я была не слишком-то предана делу. Чтобы быть актрисой, нужно быть готовым на огромные жертвы. Я знала актеров, которые шли на огромные жертвы, которые отдали жизнь актерской игре, которые были готовы на всё, чтобы добиться успеха - но это был не мой случай. Мне кажется, я не слишком-то нравилась Чарли. Не знаю, почему. Мне он нравился. Он производил на меня сильное впечатление. Но мы практически не поддерживали никаких социальных контактов. Меня никогда к нему не приглашали, потому что он нечасто принимал гостей, но даже когда он их принимал, меня не приглашали. Я успела побывать замужем и развестись, и, возможно, я была более искушенной, чем... возможно, он видел во мне слепую цветочницу, а не меня, и по этой причине я ему не нравилась.

Чарли был богом, не забывайте. Все забывают, что на студии он был единственным человеком, чье мнение имело значение. Там не было места критике или советам, если только он сам этого не просил. Совета - он никогда не просил критики. Мне кажется, он прислушивался к Гарри Крокеру и Анри д'Арра, потому что они были его друзьями и, возможно, он чувствовал в них равных. В то время как все остальные просто выполняли его волю.

Боксерский матч запомнился мне главным образом тем, что Чарли получал от него огромное удовольствие, поэтому матч продолжался бесконечно, день за днем, неделя за неделей. Это было отличное время. Все жители города приходили посмотреть. Почти вся социальная жизнь студии сосредотачивалась на боксерском матче, потому что все в Голливуде обожали бокс в те времена, а этот матч был невероятно смешным, и Чарли полностью наслаждался им.

Мне кажется, самой проблемной сценой была сцена узнавания в конце. Потому что она должна была быть правдоподобной и это здорово его беспокоило. Многие думали, что это была вступительная сцена, в которой подъезжал богач и я принимала Чарли за него, но я чувствую, что это была финальная сцена.

У меня сложилось впечатление, что Чарли был очень неуверенным в себе, и, возможно, это объясняло его эго - потребность постоянно быть на виду, всегда развлекать. Возможно, он не хотел, чтобы люди узнали настоящего Чарли. Немудрено быть неуверенным в себе с таким детством, как у него. Чарли хотел быть первым во всём. Если на студии присутствовали звезды, он должен был быть самой важной звездой. Чарли постоянно исполнял разные роли, он был всегда "включен". Он мог изобразить кого угодно - он мог быть мной, а мог быть Мари Дресслер (из него получалась чудесная Мари Дресслер). Он мог быть испанским танцором. Любопытно - его подражания всегда были безобидными и он был прекрасным имитатором. У него всё выходило весело и занятно. Это был замечательный опыт в моей жизни. Я лишь могла бы пожелать, чтобы мои отношения с Чарли сложились удачнее.

***

[Через некоторое время Кевин Браунлоу и Дэвид Гилл снова едут к Вирджинии Черрилл, чтобы снять интервью уже непосредственно для передачи.]

...Мы поехали всей колонной в Монтесито, чтобы взять интервью у Вирджинии Черрилл. Напряжение сгущалось по мере того, как мы приближались к ее уединенному дому; под каким предлогом она даст нам от ворот поворот? Табличка на двери гласила: "ЗАХОДИТЕ", - так мы и сделали. Как только мы вошли в просторную прохладную гостиную, выходящую окнами на спокойный сад-оазис, хозяйка дома ошеломила нас своим появлением. Она выглядела невероятно привлекательно в простом голубом платье и приветствовала нас с такой теплотой, что мы сразу расслабились. Она признала, что боялась этого интервью и собиралась позвонить нам, чтобы отложить его. "Но мне не хватило мужества", - добавила она. Интервью прошло отлично; в нем затрагивались те же вопросы, которые она упоминала в наш предыдущий визит, но она более положительно высказывалась о Чаплине. После Вирджиния Черрилл угостила нас чаем с сэндвичами и показала нам фотографии тех лет, которые она провела в Англии, сделанные фотографами журнала Life или Битоном. Там даже была серия фотографий Стайхена. Мы с Дэвидом выбрали по копии и попросили ее подписать их. Тут мы заметили, что у всех членов съемочной группы были такие же большие и часто ценные оригиналы студийных портретов. Она раздавала их всем, кто их просил, и я был растроган, когда увидел, как помощник оператора Пол Кавана сидит на диване и любуется доставшейся ему фотографией, полностью очарованный ею.
Вирджиния Черрилл отказалась от оплаты. После долгих уговоров она приняла ее, но на следующее утро перезвонила мне, чтобы сказать, что она и Флориан всё обсудили и решили, что не могут принять вознаграждение, и не могли бы мы, пожалуйста, использовать его, чтобы устроить съемочной группе небольшой выходной?..


*Источник:
Brownlow K. The Search for Charlie Chaplin. - London & Yorkshire, UK : UKA Press Publishing, 2010. - P. 50, 56-63, 112-113.

---
См. также:
• Интервью с Джорджией Хэйл
• Интервью с Сиднеем Чаплином
• Интервью с Тимом Дюрантом
• Интервью с Дином Райзнером
• Интервью с Айвором Монтегю
• Интервью с Норманом Ллойдом
• Интервью с Элистером Куком

Либо воспользуйтесь тэгом В поисках Чарли Чаплина, чтобы увидеть всю подборку.

@темы: Орг. пост, Marion Davies, City Lights, Истории со съемок, Virginia Cherrill, В поисках Чарли Чаплина

---

Интервью с Элистером Куком

И вот наконец мы добрались до последнего интервью из книги Кевина Браунлоу The Search for Charlie Chaplin. Напомню, что эта книга является своеобразным дополнением к документальному телесериалу "Неизвестный Чаплин" (1983) и включает историю создания самого телесериала, а также большое количество интервью, не вошедших в него. Я отобрала из них семь, показавшихся мне наиболее заслуживающими внимания. Надеюсь, вам было интересно! Всю подборку теперь можно будет прочитать по тэгу "В поисках Чарли Чаплина".

Последним же, но не менее важным пунктом в нашей программе становится...

***

ИНТЕРВЬЮ С ЭЛИСТЕРОМ КУКОМ

Мне нужно было сделать серию интервью для газеты The Observer в 1933 году, когда я, получив дотацию, переезжал из Йельского университета в Гарвард. У меня было свободное лето, и я собирался на Западное побережье. Конечно, я был весь в предвкушении и написал всем этим людям: Любичу, Ч. Обри Смиту - и Чаплину. Интересно то, что единственным, кто лично ответил на мое письмо, был Чаплин. Частично это объяснялось тем, что, когда он был в Англии двумя годами ранее, он встречался с Асторами, так что The Observer послужил связующим звеном между нами. Я приехал к нему на студию и познакомился с ним. Предполагалось, что он выделит мне час на интервью, но он показал мне декорации из "Огней большого города", останки статуи, набережную и всё это, а потом повел меня обедать. Я уехал около полуночи и потом провел с ним всё лето. После я уехал в Гарвард, но следующим летом он написал мне и сообщил, что у него появилась идея снять фильм о жизни Наполеона на острове Святой Елены и не хотел бы я поучаствовать в написании сценария? Конечно, я был невероятно взволнован и польщен, поэтому я приехал, чтобы начать работу с ним, и работал на него всё лето.

Чаплин был очень беззаботным, когда не работал. Но когда я прибыл работать над этой идеей про Наполеона, он оказался совсем другим человеком в плане дисциплинированности.

Мы приезжали на студию к десяти часам - Картер Де Хейвен, бывший актер водевиля, и старый Генри Бергман. Функция последнего заключалась в том, чтобы просто присутствовать. Чаплин прохаживался туда-сюда, изображая Наполеона, потом поворачивался к Генри Бергману и спрашивал: "Окей, Генри?" А Бергман, который был кем-то вроде французского фермера, вздыхал и говорил: "Ммм. Я бы сказал, да, да. Очень хорошо". И всё. На этом его вклад заканчивался, но это работало, потому что Чаплин доверял его инстинкту. Было довольно мило иметь такого продюсера-любителя - вроде мухи на стене, на которую кидаешь взгляд и спрашиваешь: "Нормально?" - "Угу".

Каждый день мы работали в такой комнатушке, в такой убогой комнатушке, что было для меня огромным потрясением. Если уж на то пошло, и сама студия была крайне далека от той претенциозности, какую я успел себе вообразить. Она была отделана чем-то вроде штукатурки с каменной крошкой, а снаружи - балки, имитирующие фахверк. Сейчас так могло бы выглядеть третьесортное кафе. Конкретно в этой комнате были отходящие от стен обои, ужасно истершийся ковер, жутко расстроенное пианино, которому было лет восемьдесят, деревянный стол с парой пепельниц - в те дни Чаплин курил - и стулья из гнутого дерева. Даже у самых скромных кинокомпаний, снимающих трехминутные документальные фильмы, не бывает настолько бедных офисов. Чаплин говорил, что ему неуютно работать в комфортабельной обстановке. Он подозревал в этом не столько свой успех, сколько денежное вознаграждение, и это одна из причин, по которой он избегал иметь дело с деньгами. Он предпочитал захудалую обстановку, вроде той, к которой он привык в водевиле.

Я отправлялся в библиотеку и возвращался с мемуарами кого-нибудь, кто жил вместе с Наполеоном на острове Святой Елены, и Чаплин все больше проникался этой идеей. Она начинала постепенно оформляться, и он был очень воодушевлен возможностью сыграть свою первую драматическую роль.

Помню, как он пришел однажды утром, очень веселый, мы собирались сыграть в теннис, и тут он сказал: "Знаешь, эта история о Наполеоне... Она лучше подойдет кому-нибудь другому - зрители хотят видеть маленького человечка. Так что, может быть, как-нибудь в другой раз". И больше он никогда об этом не упоминал.

Я сейчас думаю, что так он хотел прийти в звуковое кино - но не с маленьким человечком. И мне кажется, что его инстинкт подсказывал ему правильно, что стоило снять этот драматический фильм, где Чарльз Чаплин, а не Чарли Чаплин предстал бы как Наполеон и таким образом полностью вырвался бы за рамки прежней роли. Но, возможно, он не был уверен в успехе и поэтому сказал, что это "лучше подойдет кому-нибудь другому". Я оказался как бы в подвешенном состоянии, получая астрономическую сумму в 100 долларов в неделю, что было прекрасно во время Депрессии, но я думал: "А теперь-то что мне делать?" Но он сказал, чтобы я не беспокоился об этом. Потом у него появились другие идеи. Он собирался сделать ревю - фильм из шести эпизодов, самым неординарным из которых должен был стать эпизод распятия, которое изображается как представление в ночном клубе, очень так по-голливудски, все эти богатые расфуфыренные люди, аплодирующие представлению*. Это была очень хорошая идея, но, конечно, в те времена она была неосуществима. И весь этот эпизод он изобразил в лицах. А потом - то же самое. "Может, это подойдет для Олдоса Хаксли, но не для меня". Все, кто работал с Чаплином, рассказывали мне, что начиналось всё всегда очень вдохновляюще, потому что Чаплин был полностью поглощен любым фильмом, который он снимал, и в этой поглощенности он полностью игнорировал личную жизнь всех остальных. Он замечательно обходился с ними, когда все шло хорошо. Если же нет, он решал забыть про ужин - и вам тоже стоило о нем забыть. Если в Голливуде появлялась какая-нибудь важная персона, он не показывался на студии и никому нельзя было звонить ему. Мне также говорили, что когда дело доходило до кризиса, когда он никак не мог придумать, что делать в той или иной ситуации, было самоубийством отпрашиваться куда-либо или докучать ему каким бы то ни было образом.

Кризис, о котором мне известно, относится к "Огням большого города". Он сказал мне, что ломал над этим голову целыми днями. Он хотел познакомить бродягу с цветочницей, но при этом возникало несколько проблем. Первая: как он должен был узнать о ее слепоте? Вторая проблема заключалась в том, что у него была идея, что он, маленький бродяжка, будучи совсем без денег, должен заплатить за цветы и не получить сдачу, потому что - и это типичный пример чаплинского пафоса - тогда он печально осознает, что не хочет обидеть эту девушку. Так что он работал над этими проблемами, и первую удалось решить достаточно легко. Он выбрал Вирджинию Черрилл, потому что, по его словам, она и так выглядела слепой. Затем, по-видимому, они испробовали всевозможные варианты, чтобы донести мысль о том, что у него нет денег - и дать ей понять, что она может оставить себе сдачу.

Он рассказывал, что однажды утром он проснулся и его внезапно осенило - захлопнувшаяся дверца автомобиля. Происходит следующее: он подходит к девушке (пролезая через лимузин богача, чтобы избежать встречи с копом**), говорит, что ему нужен цветок, отдает ей все свои сбережения, которые с равным успехом могут быть долларом или десятью центами, и в тот момент, когда она тянется за сдачей (она роняет монетку, и таким образом он понимает, что она слепая), она слышит, как богач идет обратно по тротуару, садится в машину, хлопает дверцей и машина уезжает. Она собиралась дать ему сдачу, но теперь она говорит: "О, спасибо, сэр", а Чаплин смотрит на нее и понимает, что произошло, разворачивается и на цыпочках уходит, так и не получив свою сдачу. В фильме это всё происходит так естественно. Но каждый раз, когда я вижу эту сцену, я до сих пор слегка морщусь при мысли о всех тех людях, кому пришлось пожертвовать своей личной жизнью, пока он бился над этим простым решением.

В 1932 году он был на острове Бали в Тихом океане и научился у тамошних девушек искусству балийских танцев. Он снял на видеокамеру, как они танцуют, а потом - как танцует он сам. Это было бесподобно - идеальная хореография. Когда он рассказывал об этой поездке, он сказал: "Я бы хотел показать тебе то, что я снял". А было уже одиннадцать часов вечера. Он поднимает телефонную трубку и звонит своему киномеханику, который, разумеется, находится у себя дома и готовится ко сну. Он набрасывается на этого бедолагу: "Садись в машину и приезжай сюда!" - так что около полуночи приезжает этот человек, угрюмый и заспанный, и мы смотрим фильм. Когда он заканчивается, Чарли выходит, рассыпается в благодарностях, и человек уезжает домой. Тогда Чаплин сел и, посмеиваясь, сказал: "Знаешь, в кино это могло бы быть очень смешно. Представь, этот малый только что женился. Они только что вернулись домой, на часах около девяти вечера, и он начинает: 'Дорогая, ты не устала?'" - и он тут же изобразил всё это, изобразил кокетничающую женушку, а затем - этого парня, рванувшего в спальню, чтобы обрызгать себя всевозможными лосьонами и духами. Он разыграл весь этот спектакль, а затем герой забирается в постель, и тут звонит телефон, и на другом конце провода этот изверг орет: "Чем ты там занимаешься? Немедленно приезжай сюда!" Тут он захохотал и таким образом вроде как замял свою вину. Я хочу сказать, я был здорово шокирован тем, как развивались события, но когда его сотрудник уехал, он погрузился в эту игру воображения, и, конечно, ему можно было простить что угодно, ведь этот злодей подкупал своим потрясающим артистизмом.


*Источник:
Brownlow K. The Search for Charlie Chaplin. - London & Yorkshire, UK : UKA Press Publishing, 2010. - P. 154-159.

---
См. также:
• Интервью с Джорджией Хэйл
• Интервью с Сиднеем Чаплином
• Интервью с Тимом Дюрантом
• Интервью с Дином Райзнером
• Интервью с Айвором Монтегю
• Интервью с Норманом Ллойдом
• Интервью с Вирджинией Черрилл

_____________
*Похожий сюжет упоминается и в автобиографии Чаплина (глава 25). Возможно, эту идею он вынашивал достаточно долгое время, видоизменяя ее и дополняя различными деталями.
**Такая же шутка была ранее использована в "Праздном классе" (The Idle Class) в 1921 году.

@темы: Это интересно, City Lights, Воспоминания о Чаплине, Henry Bergman, В поисках Чарли Чаплина

---

Интервью с Норманом Ллойдом

Дорогие читатели!

Спешу сообщить, что сегодня, в последний день лета, блог выходит из слегка затянувшегося отпуска. Ура! Я прошу прощения у всех, кого заставила беспокоиться из-за своего отсутствия. Конечно, мне следовало просто написать, что какое-то время меня здесь не будет, но, по правде сказать, я не думала, что этот перерыв так затянется... Каждый раз я думала, что вот-вот выложу новый пост, но каждый раз по тем или иным причинам пост откладывался. Но вот, наконец, он тут!

Сразу хочу сказать, что буду постить в блог реже, чем раньше, потому что, чего греха таить, появилось другое занятие, которому мне хочется уделить больше времени. Но и совсем забрасывать блог тоже не хочется, поскольку в него вложено много сил и в закромах еще много всякого, чем хотелось бы поделиться. Я постараюсь выкладывать посты не реже одного раза в месяц, а там посмотрим, как пойдет.

Итак, мы продолжаем с того места, на котором остановились в прошлый раз, и сегодня я принесла вам интервью с Норманом Ллойдом - актером, сыгравшим роль мистера Бодалинка в "Огнях рампы". Честно признаюсь, что это интервью немножко сломало мне мозг своими формулировками и не исключено, что косвенно повлияло на мое решение временно задвинуть всё в долгий ящик. Но я все-таки довела дело до конца. Здесь есть кое-какие мысли, которые кажутся мне интересными, и один любопытный кусочек информации, о котором вы, возможно, не знали

Кстати говоря, 8 ноября Норману Ллойду исполнится 106 лет!

***

ИНТЕРВЬЮ С НОРМАНОМ ЛЛОЙДОМ

Чаплин чувствовал, что смешить людей становится всё труднее. На самом деле, он всегда понимал, что это нелегко. Помню, как он рассказывал мне о том, что, когда он снимал "Огни большого города", которые многие называют самым смешным из его фильмов, а также самым трогательным, он часто сидел в своей гримерной целыми днями, ожидая, когда его посетит какая-нибудь смешная идея.

Чарли понимал, что твое величие как артиста измеряется тем, насколько смело ты способен смотреть в лицо той правде, которую понимаешь, или той правде, которую видишь. Это не каждому из нас дано. Мы можем видеть правду, но не всегда способны принять ее как артисты, и он это понимал. В "Огнях рампы", где показан комик, который больше не может смешить людей, он рассказал такую историю. Тем самым он как бы говорил: "Я, Чарли Чаплин, сомневаюсь, что могу и дальше смешить людей".

Чарли полагал, что мальчика от мужа в нашей профессии отличает та личная история, которую может рассказать человек. Планируя визуальный облик своих картин, обстановку комнат, декорации, которые он поручал художнику, он всегда четко знал, чего хочет. Все его картины в конечном итоге сняты в одном визуальном стиле, который являл собой особый мир. Это был мир человека, недавно прибывшего в эту страну, бедного человека, борющегося за то, чтобы найти здесь свое место - так, по крайней мере, мне всегда представлялось. Его картины имели своего рода европейский колорит, этакий колорит бедных кварталов - возможно, чтобы они были узнаваемы даже в таком большом городе, как Нью-Йорк. Это был ни на что не похожий мир; ни один режиссер не снимал ничего похожего на картины Чарли.

Однажды вечером мы пришли на студию, зашли в домик, где была его гримерная, и я просто не смог удержаться. Я заглянул в чулан и увидел одну из тростей. И подумал: "Итак, Норман, пришло время украсть эту трость". Я протянул руку и стал осторожно вытаскивать ее. Я еще не придумал способ незаметно вынести ее оттуда, когда рядом со мной возник Чарли и со словами: "Ах, да", - мягко забрал ее у меня и невозмутимо поставил на место. Я заподозрил, что я, должно быть, далеко не первый, кто попытался провернуть подобное. А пока он возвращал трость на место, я посмотрел вниз и обнаружил один из его секретов. Там стояли огромные башмаки, самые знаменитые башмаки в мире. Но внутри больших башмаков была еще одна пара размером как раз по ноге Чарли, так что когда он прохаживался самой знаменитой в мире походкой в этих огромных башмаках, на самом деле, он был в тех других ботинках, которые давали ему контроль*.

Он всегда считал, что должен работать каждый день. Это фактически его слова: если он не работал каждый день, он не заслужил свой ужин. Под работой подразумевались не только съемки, но и написание сценария или работа над музыкой, к которой он обращался, когда в писательской работе наступал творческий кризис.

Однажды при мне он довольно резко обратился к своему сыну Майклу, которому было пять или шесть лет - и который тащил за собой по полу свитер. Он сказал: "Подними его с пола. Он куплен на заработанные деньги".

Я слышал, что Чарли на протяжении многих лет платил зарплату примерно тридцати людям - людям из эпохи немого кино. В их число входили Эдна Первайэнс, Генри Бергман, привратник на студии, Ролли Тотеро (его оператор) и другие. Он был щедрым и добрым человеком - но не тем человеком, которому можно сесть на шею.

Мне кажется, что я познакомился с Чарли в момент, когда он находился в состоянии огромного творческого конфликта. Потускнеет ли его образ с надвигающимся возрастом? Это был прекрасный образ, ведь "Верду" столь обворожителен и красив - но он не был образом бродяги, которого люди все еще ждали от него и про которого он сказал: "С помощью бродяги я сказал всё, что мог". Он больше не хотел играть эту роль, хотя люди вроде Джеймса Эйджи писали для него сценарии с участием бродяги. Теперь же его история изменялась со временем и сомнения только усилились. К тому же, он много работал с диалогами. Это не было его естественной творческой средой. Он очень разозлился, когда показал "Верду" Клиффорду Одетсу и тот сказал: "Чарли, это шикарно, но диалоги должны быть не такими". И Одетс был выставлен вон. Но Чарли быстро остыл. Они были очень хорошими друзьями и легко помирились.

Я не встречал сильнейшего эго, посвятившего себя служению искусству. Это эго предопределяло, что всё, что делал Чарли, было интересным, даже если он это потом выбрасывал. Всё было интересным уже потому, что это делал он, просто так получалось, что в данном случае чем-то приходилось пожертвовать.

Я знаю, может показаться, что я его идеализирую, но даже если в итоге это нигде не пригождалось, меня завораживало всё, что он делал, и порой эти идеи появлялись где-нибудь еще в переработанном виде.

Норман Ллойд в "Огнях рампы" (1952)


*Источник:
Brownlow K. The Search for Charlie Chaplin. - London & Yorkshire, UK : UKA Press Publishing, 2010. - P. 126-129.

---
См. также:
• Интервью с Джорджией Хэйл
• Интервью с Сиднеем Чаплином
• Интервью с Тимом Дюрантом
• Интервью с Дином Райзнером
• Интервью с Айвором Монтегю
• Интервью с Элистером Куком
• Интервью с Вирджинией Черрилл

Либо воспользуйтесь тэгом В поисках Чарли Чаплина, чтобы увидеть всю подборку.

_____________
*Тед Тетрик, у которого была пара таких башмаков, рассказал нам, что Чаплин надевал их не на ту ногу. В каблуке у них была дырка, которая, как он считал, давала возможность прикреплять башмаки к полу для выполнения каких-то трюков. (Мы предпочитаем думать, что дырка - это след, оставшийся после сцены катания на роликах в короткометражке "Скетинг-ринг" / The Rink.) Эти башмаки вместе с котелком и тростью были проданы с аукциона в Лондоне в 1987 году. - примеч. Кевина Браунлоу

@темы: Это интересно, Орг. пост, Limelight, Воспоминания о Чаплине, Monsieur Verdoux, В поисках Чарли Чаплина

---

Интервью с Айвором Монтегю

А вот и новое интервью подоспело! Если вдруг кто-то оказался здесь впервые, хочу освежить информацию и напомнить, что я выкладываю в блоге подборку интервью с людьми, лично знавшими Чаплина, из книги Кевина Браунлоу The Search for Charlie Chaplin, которая является своеобразным дополнением к документальному телесериалу "Неизвестный Чаплин" (1983). Книга включает историю создания самого телесериала и большое количество интервью, не вошедших в него.

Сегодня в программе - интервью с Айвором Монтегю, английским кинорежиссером, продюсером, сценаристом, писателем, журналистом, одним из сильнейших игроков Англии в настольный теннис и членом компартии Великобритании.

***

ИНТЕРВЬЮ С АЙВОРОМ МОНТЕГЮ

Я познакомился с Чарли только в 1929 году, когда приехал в Голливуд. Разумеется, встретиться с ним было моей голубой мечтой. Я знал и (Дж. Бернарда) Шоу, и (Г. Дж.) Уэллса, и в числе рекомендаций, которые я собрал, были две рекомендации от них, так что как только я выбрался в Голливуд, я отправился с ними на студию Чарли, где встретился с его менеджером (Альфом) Ривзом. По его говору я понял, что он происходит из той же части Брикстона, где родилась моя жена, и я упомянул в разговоре Камберуэлл и Денмарк Хилл, что сделало нас такими закадычными друзьями, что он пообещал передать их (рекомендации) лично Чарли. Я не сомневался, что увижусь с ним немедленно, однако этого не произошло. Я звонил раз в несколько недель, и мистер Ривз становился все более смущенным. Он сказал: "Проблема в том, что мистер Чаплин пытается придумать, что ему для вас сделать, потому что ему хочется устроить для вас что-то особенное". В конце концов, он сжалился надо мной и предложил: "Слушайте, давайте я просто проведу вас на студию и скажу: 'А вот и мистер Чаплин', и вы с ним познакомитесь". Я сказал, что так не пойдет, и упорно продолжал ждать. Наконец, мне позвонил Коно, дворецкий, который устраивал всю его социальную жизнь. Не соглашусь ли я приехать в следующую субботу на теннисную вечеринку? Позднее я узнал от Джорджии [Хэйл], что подобные встречи Чарли устраивал время от времени в попытке разом разделаться с кучей приглашений, которые он задолжал разным людям.

Чарли был очень хорошим игроком в теннис. Казалось, он способен достичь мастерства в любом деле, стоило только захотеть - это можно видеть иногда в его фильмах. Возьмите, к примеру, "Золотую лихорадку". Танец булочек оттуда сам по себе является проявлением необыкновенной ловкости, которой он обучился самостоятельно. Я хочу сказать, у него были тренеры и так далее, но именно его сила воли стала залогом того, что он достиг такого высокого уровня в теннисе. Раньше он находился в состоянии дружеского соперничества с Дугласом Фэрбэнксом, потому что за всё, чем занимался Дуг - бег, легкая атлетика, игра в теннис - немедленно брался и Чарли, который оттачивал свои навыки до тех пор, пока не начинал превосходить в этом Дугласа. Только когда Дуглас увлекся гольфом, Чарли отказался последовать его примеру.

Или взять, к примеру, парикмахерское дело - оно ведь тоже требует большого мастерства. Он, безусловно, овладел им не ради одного только "Великого диктатора"¹. Когда мы останавливались у него в наш последний уикэнд в Голливуде, он сделал моей жене самую потрясающую стрижку, какую она когда-либо носила². Несомненно, он становился мастером в любом деле, за которое брался.

Чарли отличался абсолютно ненасытным любопытством. Этим он был похож на многих других выдающихся людей, которых я встречал - ученых, художников, писателей, кого ни назови. Их всех объединяла жажда знать всё, что только можно, обо всём, на случай, если это вдруг пригодится им на их поприще. Чарли был художником того же сорта. Когда он знакомился с людьми, он становился не только актером, но и наблюдателем. Впоследствии он не высмеивал их, а всесторонне характеризовал, и вы прекрасно можете видеть, что у него из этого получалось. Я уверен, что любой новый случай, любой светский лев, который хотел нанести ему визит, попадал в его галерею образов.

На Рождество после довольно продолжительной партии в теннис и английского ленча он сказал: "Сейчас я расскажу вам про 'Огни большого города'". Мы сидели в креслах в его гостиной, и он представил нам все "Огни большого города" в лицах. Так вот, для меня проблема заключалась в том, что шанс увидеть подобное представление выпадает лишь раз в жизни. Такое не захочется забыть. Об подобной чести и мечтать было нельзя, приезжая в Голливуд. Но я здорово набегался во время игры в теннис, плотно пообедал, и, разомлев, я попросту заснул. Это была одна из самых неловких ситуаций, в какой только можно оказаться. Моя жена сидела достаточно близко, чтобы метафорически вонзить палец мне под ребра. Но именно таким образом я впервые познакомился с "Огнями большого города". Мне кажется, в действительности я вынес из этой истории то, что считаю самым ослепительным озарением о работе Чарли. Для меня это стало ключом к пониманию всего, и почему это так здорово, почему он так сильно выделяется среди столь многих других комиков кино. По тому, как он говорил и как рассказывал историю, становилось понятно, что он вовсе не отождествляет себя с созданным им образом. Он все время называл его "бродягой" и говорил о нем в третьем лице. Он был режиссером, который придумывал всё, что случалось с ним, который ставил этот образ в заданные ситуации. Он находил определенное наслаждение, обрушивая на него те или иные злоключения, и не без гордости наблюдал за тем, как он выбирался из них. Тем не менее, он был исполнителем этих страданий, а не самим страдальцем. Суть в том, что он был творцом; он рассказывал историю, придумывал персонажей, их приключения рождались из его собственного жизненного опыта - те горести, те эмоции, которые они пробуждали - все они были спланированы им. Он впервые показал ту степень эмоций, которую фильм способен зародить в зрителях. Это было достигнуто не просто актером, а планировщиком - а именно им Чарли и был в своей работе. Несколько дней спустя он пригласил нас посмотреть предварительный монтаж фильма. У меня было чувство, что, не имея никого, кто мог бы покритиковать его, и не имея четкого графика, которого следовало придерживаться, он рисковал в конце концов слишком сблизиться со своей историей, чтобы объективно ее оценивать. Мне кажется, иногда он слишком долго занимался одним фильмом. Он добивался совершенства - только совершенство могло его устроить. Но мне кажется, что в комедии чутье может притупиться ровно в тот момент, когда она перестает быть смешной, или тогда, когда тот или иной трюк мог бы оказаться чуточку смешнее, если бы длился дольше.

Например, та сцена в "Огнях большого города", когда он смотрит на витрину магазина и то и дело отступает на пару шагов, чтобы поглядеть на нее с другого ракурса (стараясь не смотреть на обнаженную статую), а за ним посреди тротуара - дыра для подъемника. Эта яма - кажется, что он вот-вот шагнет прямо туда. Кульминация комедии - в том, что этого не происходит. Как я помню, когда мы впервые увидели этот эпизод, он был длиннее и Чарли довел комедию до истерики. В финальной же версии эта сцена просто недостаточно продолжительна, чтобы достичь того же эффекта.

Когда "Огни большого города" были почти закончены, он начал нервничать и страдать сильными перепадами настроения. Иногда он говорил, что это величайшая картина, которая когда-либо была снята. В другие моменты он твердил, что картину ожидает полный провал, никто не пойдет на нее в кино, он будет разорен. Джорджия дружески подпихивала его локтем и говорила: "Ну же, Чарли, у тебя еще останется миллион долларов". - "Что такое миллион долларов? Ничего!" Для тех, кто не знал Чаплина, это могло прозвучать наиграно, но ничего подобного. В этом был он весь. Он достиг того положения, когда мог снимать картину в точности так, как ему нравилось, и тратить на съемки столько времени, сколько ему вздумается. Это стоило миллион долларов. У него было около двух миллионов. Поэтому, хорошо, у него бы остался один миллион, но это означало бы, что он полностью лишился бы этой свободы. Он не смог бы больше снимать картину так, как хотел. Пришлось бы возвращаться к тяжелой рутине со строгим графиком съемок, бюджетом и всем прочим.

Однажды вечером произошло кое-что необычное. Мы играли в очень жестокую игру, которая была популярна в то время - в этой игре один из присутствующих, на которого падает жребий, должен выйти из комнаты. Тем, кто остается, раздаются листочки бумаги, на которых написаны различные качества, такие как обаяние, чуство юмора, красота - и они обсуждают эти качества, чтобы решить, сколько баллов из десяти поставить отсутствующему другу напротив каждого из них. А жертва снаружи должна поставить оценки самой себе, вернуться в комнату и подвергнуться суровому испытанию, в процессе которого она зачитывает свою оценку себя и слушает оценку компании. Что ж, мы сыграли в эту игру по всем правилам, и я надеюсь, что больше в нее никто и нигде играть не будет. Проблема заключалась в том, что когда Чарли начал зачитывать свои оценки и дошел до чувства юмора, он скромно поставил себе девятку, но собравшаяся компания оценила его на четверку. Что, думаете, мы подшутили над Чарли? Вовсе нет. Это была целая научно-философская дискуссия о том, что считать чувством юмора. За чувство комедии нам пришлось бы поставить ему, наверное, одиннадцать из десяти. Но юмор предполагает определенную беспристрастность и способность видеть смешное в том, что происходит с тобой самим, а для этого Чарли был слишком застенчив. Не думаю, чтобы ему нравилось заглядывать в себя и оценивать себя. Дело не в том, что он боялся или стыдился других людей, но это не понравилось бы ему самому, так что это была вполне определенная характеристика³.

Периодически его спрашивали, был ли он евреем, но он никогда не давал официального ответа для печати, потому что, как он говорил, тот, кто отвечал, что он не еврей, тот подразумевал, что он не хочет, чтобы его считали евреем. По его словам, в нем текла кровь испанских цыган, которую он унаследовал от матери, и таким образом он получил кудрявые волосы.

Я был в Берлине в ранние годы нацизма и случайно наткнулся на книгу, которая называлась "Под взглядом евреев". В ней были представлены самые разные люди, многие из которых вовсе не были евреями, и среди них я нашел Чарли. Подпись под его фотографией гласила: "Этого скучного и бездарного еврея-акробата показывают в кинотеатрах мира, шокируя зрителей и т.д., и т.п." Я подумал, что он должен это увидеть, и отправил ему экземпляр книги. Так вот, за все те годы, что я знал Чарли, он часто посылал мне рождественские открытки и телеграммы или звонил мне по телефону, но при этом прислал мне одно-единственное письмо - и это было короткое письмо, в котором он благодарил меня за эту книгу. Я до сих пор считаю, что она вполне могла поспособствовать его решимости снять "Великого диктатора".


*Источник:
Brownlow K. The Search for Charlie Chaplin. - London & Yorkshire, UK : UKA Press Publishing, 2010. - P. 79-84.


Бонус:

Джорджия Хэйл, Айвор Монтегю, Сергей Эйзенштейн, Эдуард Тиссэ и Чарли Чаплин, 1930 год
(фото: kommersant.ru)


---
См. также:
• Интервью с Джорджией Хэйл
• Интервью с Сиднеем Чаплином
• Интервью с Тимом Дюрантом
• Интервью с Дином Райзнером
• Интервью с Норманом Ллойдом
• Интервью с Элистером Куком
• Интервью с Вирджинией Черрилл

Либо воспользуйтесь тэгом В поисках Чарли Чаплина, чтобы увидеть всю подборку.

_____________
¹Как известно, Чаплин блистал своими парикмахерскими талантами задолго до "Великого диктатора". Еще в короткометражке "За экраном" (Behind the Screen) (1916) он весьма профессионально делает укладку медвежьей шкуре. А также не стоит забывать о вырезанной сцене из "Солнечной стороны" (Sunnyside) (1919), где "таланты" демонстрируются скорее со знаком "минус", но все же тоже требуют определенного мастерства.
²Более подробно о любви Чаплина к стрижке волос можно почитать тут.
³Интересно, что на этой же самой игре присутствовал и Сергей Эйзенштейн (более того, играли у него дома), и в качестве еще одного бонуса мне хочется привести здесь отрывок из его эссе "Charlie the Kid", описывающего тот же эпизод с несколько иной точки зрения:

"Вечер в Беверли-Хиллз. В Голливуде.
Чаплин у нас в гостях.
Играем в популярную голливудскую игру.
Жестокую.
Игра эта характерна для места, где на сравнительно небольшом количестве квадратных километров сконцентрировано столько самолюбий, самолюбования и самовлюбленности - заслуженных, незаслуженных, обоснованных и необоснованных, перевоспетых и недооцененных, но во всех случаях настолько болезненно перенапряженных, что их хватило бы, вероятно, на три четверти земного шара.
Игра эта - вариант небезызвестной игры в "мнения". С той лишь разницей, что здесь мнения высказываются по определенной "анкете", на которой выставляются "отметки": например, "ум" - 5, "остроумие" - 3, "обаяние" - 4 и т.д.
Такую же анкету уносит с собой и тот, на кого ее заполняют оставшиеся. Он обязан ее заполнить сам и поставить себе отметки по личному усмотрению...
"Самокритичная игра", - сказали бы мы в Москве. Тем более что весь эффект игры не в каких-либо отгадках, а только в степени... несовпадения отметок общего мнения с самомнением того, кто вышел. Жестокая игра!
Тем более что графа "чувство юмора" в ней занимает почетное место.
"Король юмора" покорно уходит на кухню и, надев очки, где-то около рефрижератора заполняет листок анкетки. Между тем ему готовится сюрприз.
"Королю юмора" общественное мнение выставляет по "чувству юмора"... четверку.
Дойдет ли до него юмор этого положения?..
Не доходит!
Гость обижается!
У знатного гостя не хватает юмора на самоиронию: четверка оказывается заслуженной!.."

(Эйзенштейн С. Словесные портреты. М. : КоЛибри, Азбука-Аттикус, 2016. С. 189-190).

@темы: Сергей Эйзенштейн, City Lights, Georgia Hale, Воспоминания о Чаплине, В поисках Чарли Чаплина

---

Интервью с Дином Райзнером

Итак, далее у нас интервью с Дином Райзнером. Дин Райзнер был сыном Чарльза "Чака" Райзнера - близкого друга и соратника Чаплина (а также, если помните, соседом юной Литы Грей), который тоже начинал свою карьеру в водевиле, а позднее стал успешным режиссером комедийных фильмов (помимо Чаплина он работал также с Бастером Китоном и режиссировал фильмы с участием брата Чарли Сиднея).

В "Пилигриме" (1923) Дин Райзнер сыграл несносного мальчишку, а в будущем его ожидала успешная карьера сценариста. В своей книге Кевин Браунлоу с иронией замечает, что хотя Райзнер и говорил, что в детстве был мягким и добрым ребенком, он является автором нескольких наиболее жестоких картин Клинта Иствуда.

Признаюсь, это интервью - мой фаворит, потому что Дин Райзнер - явно человек с юмором, и он делится чудеснейшими баечками, которые, возможно, отчасти присочинены для красного словца, однако зерно истины в них, несомненно, присутствует!

***

ИНТЕРВЬЮ С ДИНОМ РАЙЗНЕРОМ

У моего отца и Чаплина были близкие, крепкие отношения. В паре первых фильмов он выступал в качестве помощника режиссера, а потом Чаплин сделал его вторым режиссером. Они очень много спорили по поводу гэгов - оба были выходцами из водевиля и оба знали свою публику. Мой отец придерживался принципа "меньше слов - больше дела", Чаплин же был великим мыслителем. Так вот, однажды они снимали какую-то сцену на улице и пытались придумать шутку про канализационный люк. Мне кажется, мой отец был готов согласиться на что угодно, но Чаплина это не устраивало, и они жутко поспорили. В конце концов, мой отец разозлился и унесся прочь. Он спустился вниз по улице и почти сразу нашел новую работу в одной из мелких компаний. Картина, над которой работал отец, была двухчастной, на ее съемки ушло три дня, и каждое утро он проходил мимо Чаплина - тот был все еще погружен в думы. Он закончил картину, вернулся к Чарли и сказал: "Я закончил картину и хочу снова работать на тебя". А Чарли сказал: "Ладно, Чак, хорошо, но ты сильно ошибаешься насчет этой шутки, и сейчас я тебе объясню, почему". И они начали спор на том же самом месте, с которого мой отец ушел три дня назад.

В офисе Чарли держал словарь. Он был из тех людей, кто любит поражать собеседников умными словами. Он находил эти слова в словаре, выходил из кабинета и атаковал ими своих сотрудников. И вот однажды они устроили против него заговор. Они добрались до его словаря, нашли в нем слово и сказали: "Знаешь, Чарли, твоя главная проблема в том, что ты - скулдыжник". После чего они ушли, а Чарли кинулся к своему словарю: очень уж ему не терпелось посмотреть, чем, черт возьми, они его обозвали. И пока он шел за словарем, они все наблюдали за ним в окно, и они оставили маленькую записочку - "Привет, Чарли" - под словом "скулдыжник".

Съемки кино в те дни проходили очень по-домашнему. Другими словами, если в фильме вам требовался ребенок, вы кидали клич: "У кого есть ребенок?" - и кто-нибудь приводил своего. Я жил на Франклин-авеню с моей семьей, а в этом фильме ("Пилигрим") нужен был ребенок на роль несносного мальчишки, который бы бил, пинал и всячески мучил бедного Чарли, и мой старик привел меня на студию. Я был хорошо воспитанным и добрым ребенком, так что у меня не было опыта в раздаче пощечин. Поэтому когда до этого дошло дело, я отказался. "Я не хочу бить дядю Чарли!" - и бедный Чарли никак не мог уговорить меня ударить его, пока, наконец, они c Сиднеем не затеяли игру в пощечины. Они все приговаривали: "О, как мне нравятся пощечины, обожаю пощечины!" Чарли просил: "Сидней, ударь-ка меня еще разок", Сидней стукал его, и он восклицал: "Хо-хо, как весело! Мне так нравится!" - и - бам - сам себя бил по щекам. Наконец он убедил меня в том, что пощечины для него - в удовольствие. Недавно я пересматривал картину, и это действительно странное ощущение, когда видишь себя таким маленьким. Все воспоминания вернулись ко мне. Я помню, например, как должен был поймать рыбку в аквариуме и сунуть ему за шиворот. Если вы когда-нибудь захотите попробовать выловить рыбку из аквариума - что ж, удачи. Не представляю, как, черт возьми, это сделать. Вот так и я пытался схватить эту рыбешку и все никак. Тогда они позвали Грэнвилла Рэдмонда - глухонемого художника, который жил на студии - он вырезал рыбку из моркови, и эту морковную рыбку они запустили в аквариум. Я ждал этой шутки, когда смотрел картину, но ее там не оказалось. Видимо, рыбка из морковки выглядела неубедительно.

А потом в самом конце я увидел, как Чарли наконец-то отомстил этому мальчишке, который совсем его замучил: он подбежал к нему и отвесил пинок под зад, от которого тот кувырком покатился по коридору. Я не помню, чтобы меня когда-либо так пинали. И тут я вспомнил, что это был малыш Билли - карлик, который был моим дублером в этой сцене. Помню, как мой отец привел его домой вечером предыдущего дня, они оба напились и курили сигары. А я таскал свои игрушки и показывал их этому карлику.

Также я помню липкую бумагу от мух. Они наконец отыгрались на мне в конце картины, потому что ничто на меня не действовало, я устраивал бедняге Чарли ад кромешный. Но ту липучку я помню до сих пор. Приятного в ней было мало. Они использовали настоящую липучку - поддельных липучек не бывает, чтобы вы знали. Я до сих пор не всю ее отскреб.

Когда я оказался возле аквариума у него за спиной, я предложил: "Давай я оболью тебя водой? Ты должен выставить ладонь и подумать, что идет дождь". И они использовали этот гэг, так что я стал одним из самых молодых сочинителей гэгов в мировой истории.

Чарли обращался со мной как с равным. Он был очень добрым и терпеливым, очень внимательным и заботливым. Обычно они примерно набрасывали сцену и пробовали вертеть одну шутку так и эдак, пока не получалось то, что надо. У Чарли был человек по имени Эрл Тэйлор, который играл на фисгармонии, аккомпанируя той или иной сцене. Они никогда не ограничивались одним дублем, а печатали огромное количество пленки, потому что это было самое дешевое, что у них было.

Он был очень упрямым, и если ему что-то не удавалось, он делался угрюмым и раздражительным и его тяжело становилось выносить. У него была огромная комната для реквизита. Бывало, он скупал полностью магазины подержанных товаров - просто покупал все подряд и складывал в свою комнату для реквизита. Потом он разглядывал эти вещи и вдруг находил забавный чайничек или нечто подобное. Тот привлекал его внимание, и он думал: а что, если прицепить к этому носику соску для того, чтобы кормить младенца?


*Источник:
Brownlow K. The Search for Charlie Chaplin. - London & Yorkshire, UK : UKA Press Publishing, 2010. - P. 53-56.


---
См. также:
• Интервью с Джорджией Хэйл
• Интервью с Сиднеем Чаплином
• Интервью с Тимом Дюрантом
• Интервью с Айвором Монтегю
• Интервью с Норманом Ллойдом
• Интервью с Элистером Куком
• Интервью с Вирджинией Черрилл

Либо воспользуйтесь тэгом В поисках Чарли Чаплина, чтобы увидеть всю подборку.

@темы: First National, The Pilgrim, Истории со съемок, Dean Riesner, В поисках Чарли Чаплина

---

Интервью с Тимом Дюрантом

Чтобы закончить с книгой The Search for Charlie Chaplin, я планировала выбрать оттуда еще несколько небольших интервью, представляющих интерес, и запостить их одной записью. И планировала я это еще на конец прошлого года, однако обстоятельства сложились так, что закончить перевод к тому времени я не успела и никак не успеваю одолеть его до сих пор. Поэтому, чтобы не тратить на это еще два месяца и чтобы мне самой было морально проще браться за этот перевод, я решила все эти интервью выложить отдельными постами, по мере того, как буду разбираться с каждым из них. Так что в ближайшее время вас ждет еще пять интервью знакомых и коллег Чаплина, а дальше наконец-то будет смена темы. По крайней мере, план такой. Впрочем, далеко от знакомых и коллег мы все равно не уйдем

Итак, сегодня вашему вниманию предлагается...

***

ИНТЕРВЬЮ С ТИМОМ ДЮРАНТОМ

Я познакомился с Чарли, когда он вернулся из кругосветного путешествия с Полетт Годдар¹. Я был его большим поклонником, и из всего Голливуда предпочел бы встретиться именно с ним. Но это представлялось невозможным, потому что после возвращения из этой поездки он сделался затворником. Думаю, он был расстроен общим положением дел. Я посетил великое множество голливудских вечеринок, но не застал его ни на одной из них. Но однажды мне позвонил Кинг Видор. Раньше я частенько играл с ним в теннис, так что он сказал: "Слушай, Тим, как насчет парной игры сегодня?" И я сказал: "Отлично". Он заехал за мной, и я спросил: "Куда мы едем?". Он ответил: "Едем к Чаплину". Итак, я сыграл несколько парных матчей с Чаплином и Биллом Тилденом. С самого начала я находился в каком-то оцепенении. Никогда в жизни я не играл так плохо, но я был невероятно взволнован этой встречей, потому что Чаплин оказался именно таким, как я себе и представлял. Он был грациозен, невероятно гостеприимен, полон задора и внутренней силы. Он с энтузиазмом и интересом относился к каждому, с кем бы ни заговаривал. Эта дружба, зародившаяся из партии в теннис, превратилась в постоянную работу с ним в студии Юнайтед Артистс, где я стал его представителем.

Ему в самом деле была жизненно необходима реакция других людей. Он привязывался к тем, с кем мог пообщаться, чью заинтересованность он чувствовал. Я был для него чудесным слушателем, и пусть даже он повторял одно и то же по многу раз, в нем настолько идеально сочетались умение выбрать подходящий момент, его воображение, его кипучая энергия и энтузиазм, что меня полностью захватывали его представления каждый раз, как он выходил на сцену, если можно так выразиться. Понимаете, я всегда был готов его выслушать. Вот что нас сблизило. Многие шутки он испытывал на мне. Думаю, то же самое он мог бы испытать и на вас - ваша реакция была бы не хуже, а может, даже и лучше моей. Но рядом с ним был я, я с удовольствием становился его невольным зрителем, и у меня всегда находились какие-то предложения. Я часто делился с ним своими соображениями, а он обычно отвечал: "Нет-нет, Тим, это отстой, полный отстой". На следующий день он предлагал то же самое под видом своей собственной идеи, даже не сознавая этого. Поэтому я относился к нему с большим уважением и почтением, и он знал, что я был очень к нему привязан, и знал, что я считал его гением - а он им и был. Если подумать, он мог всё - он мог не только писать и снимать фильмы, он занимался хореографией, писал музыку, монтировал картину, финансировал ее, играл в ней главную роль и подбирал других актеров. Он делал всё, и, разумеется, тратил на это массу времени.

Он надиктовал мне довольно большой кусок "Великого диктатора", когда мы были в Пеббл-Бич. Чарли хотел сделать что-то вроде того, что делал Шоу, понимаете, взять серьезную тему и раскрыть ее с юмористической стороны. Он хотел уничтожить Гитлера, выставив его посмешищем. Чарли просмотрел множество новостных роликов с Гитлером. Он говорил: "Этот парень - величайший актер, которого я когда-либо видел". Гитлер иногда брал на руки ребенка и изображал нежность, Чарли же восхищался его игрой на публику. Он произнес речь о гуманности, и это породило острую критику. Речь не вписывалась в фильм, ее не следовало включать. Было неэстетично отправлять Чарли вести пропаганду. Кинопрокатчики говорили: "Вы потеряете из-за этого миллион долларов", а он отвечал: "Да хоть пять миллионов, мне плевать. Я это сделаю, потому что эти мысли не дают мне покоя". Так что он это сделал, и это действительно ему довольно дорого обошлось. Многие говорили: "Какого черта, я не затем шел в кино, чтобы слушать, как кто-то толкает речь". Особенно это задело критиков. Они так яростно утверждали, что это неправильно, что многие люди, думая, что это пропагандистский фильм, не пошли на него².

На вечеринках он всегда был в центре внимания. Я не раз становился тому свидетелем - собираются такие люди, как Ноэль Ковард, три-четыре других знаменитости, а потом появляется он, и они все уступают место Чарли. Он тут же становился центром всеобщего внимания и, разумеется, наслаждался этим. Его представления на званых вечерах были ничуть не хуже того, что он проделывал в своих фильмах, а иной раз даже и лучше. Потому что у него была живая аудитория - то, чего у него не было во время съемок его картин. Он был великолепен.

Чаплин и Тим Дюрант на предварительном показе "Великого диктатора" (1940)

Чаплин, Полетт Годдар и Тим Дюрант на премьере "Великого диктатора" (1940)

Большие фотографии в блоге >>>

*Источник:
Brownlow K. The Search for Charlie Chaplin. - London & Yorkshire, UK : UKA Press Publishing, 2010. - P. 51-53.

---
См. также:
• Интервью с Джорджией Хэйл
• Интервью с Сиднеем Чаплином
• Интервью с Дином Райзнером
• Интервью с Айвором Монтегю
• Интервью с Норманом Ллойдом
• Интервью с Элистером Куком
• Интервью с Вирджинией Черрилл

Либо воспользуйтесь тэгом В поисках Чарли Чаплина, чтобы увидеть всю подборку.

_____________
¹Не совсем кругосветное, это путешествие захватило Гонолулу, Японию, Китай, Сингапур, острова Ява и Бали, Вьетнам и Камбоджу и длилось с февраля по июнь 1936 года. Подробнее можно посмотреть здесь (на английском).
²Тем не менее, фильм собрал в прокате в два раза больше, чем любой другой чаплинский фильм. - примеч. Кевина Браунлоу

@темы: The Great Dictator, Paulette Goddard, Воспоминания о Чаплине, В поисках Чарли Чаплина

---

Интервью с Сиднеем Чаплином

Еще одно интервью из книги Кевина Браунлоу The Search for Charlie Chaplin. На сей раз - с Сиднеем Чаплином (сыном Чаплина). Оно значительно короче, чем интервью Джорджии Хэйл, но, на мой взгляд, не менее любопытно. В передачу оно совсем не попало, так что это - в качестве бонуса.

***

ИНТЕРВЬЮ С СИДНЕЕМ ЧАПЛИНОМ

Забавно, но он никогда и ни с кем не говорил подробно о своей работе. Не знаю, замечали ли вы это. Он сказал однажды, что комедия - это всего лишь способ попадать в неприятности, а затем выбираться из них. Во второй половине дня он работал дома, и если его посещало вдохновение - что ж, тогда он не давал покоя всем членам семьи, потому что ловил тебя и начинал испытывать на тебе какую-нибудь идею. Обычно он без чьих-либо подсказок знал, удачна ли задумка, однако предпочитал лишний раз убедиться в том, что это хорошая сцена или смешная идея. Он часто сердился, когда отправлялся в отпуск. Говорил: "Это пустая трата времени. Я должен работать". Уне приходилось запихивать его в машину, приговаривая: "Послушай, Чарли, две недели тебе не повредят". А он негодовал и ругался на чем свет стоит.

Помню, с чего начались "Огни рампы". Изначально это была совсем другая история. У него была идея о человеке, который сильно ревнует свою жену. Клоун подглядывает через дырочку в занавесе и видит, как его жена флиртует с кем-то из зрителей. Это вообще не попало в финальный вариант, но начал он с этого, сам развивал эту историю, а потом в какой-то момент сказал: "Какой отстой"¹.

Он обладал невероятной самодисциплиной. В дни, когда ничего не происходило, он впадал в жесточайшую меланхолию, зато дни, когда всё шло как по маслу, становились величайшей радостью в его жизни - мне кажется, большей радостью, чем выход картины, ее успех и всё прочее. Помню, как на экран вышли "Огни большого города" и сразу стали гвоздем сезона - километровые очереди в кинотеатр, восторженные отзывы - а он был в глубокой депрессии и сказал: "Что я буду делать дальше?" И это на тысячу процентов мой отец. Таким он был. Человеком, который никогда не бывал полностью удовлетворен тем, что он делал. Большинство людей добиваются успеха и почивают на лаврах десяток лет, но только не он.

"Огни рампы" стали первой в моей жизни картиной, в которой я снялся. Работая с ним, ты был заряжен энергией все время. Я работал над фильмами, где едва не засыпал от скуки, но его энтузиазм заражал и тебя. Невозможно было сидеть сложа руки, форменным образом невозможно. Иногда после долгого съемочного дня кто-то из рабочих, кто не был вовлечен в сюжет и не очень хорошо его знал, уставал, и это приводило его в ярость - он показывает какой-то смешной номер и вдруг видит, как какой-то парень наблюдает за ним со скучающим видом, жуя жвачку. Тогда он говорил: "Быстро, уберите его отсюда". Он был очень чувствителен к чужой реакции.

По окончанию сцены он первым делом смотрел на оператора и спрашивал: "Все в порядке? Все получилось?" Если, по его мнению, он сделал удачный дубль, но произошла техническая накладка, он приходил в бешенство. Скрипт-гёрл² была для него сущим наказанием, потому что он делал что-нибудь очень-очень смешное, а она вдруг замечала, что в одной сцене окно было открыто, а в другой - закрыто. На это ему было плевать, как ни странно, его совершенно не заботили моменты, которые многих других режиссеров заставили бы сказать: "Боже, эта штука лежала на столе, а теперь ее там нет". Он говорил: "Если зрители обращают на это внимание, это негодная сцена, а если получилось действительно смешно, то их не должно это волновать". И это правда. Если внимательно присмотреться к его картинам и искать только ошибки, вы найдете девять миллионов самых разных примеров.

Английский язык был для него помехой, и он всегда говорил, что немые фильмы являются истинной формой киноискусства. Подлинная красота картины заключается в том, что она вызывает в воображении зрителей. Попробуйте вставить диалог в конец "Огней большого города". Я имею в виду, любые слова здесь прозвучали бы ужасно. Тогда как в немой версии вас терзает неопределенность - пошла ли она с ним? Любила ли она его? Суждено ли им было увидеться снова?

В "Огнях рампы" снимался один старик, настоящий старожил, у которого была всего одна реплика. Это была сцена после того, как номер Кальверо провалился, он возвращается в гримерную и все ощущают себя неловко, и кто-то один говорит: "Эти ботинки слишком тесные". Этот парень был насмерть перепуган, это было видно невооруженным взглядом, и мой отец это увидел. Ему ничто не мешало сказать: "Возьмем кого-нибудь другого". Они сняли один дубль, и этот человек был очень напряженным и стесненным. Отец сказал: "Прекрасно, печатайте". Тем временем он сказал оператору: "Ничего не меняйте, сейчас повторим снова". Он снова сел в свое кресло, и этот человек подошел к нему. "О, мистер Чаплин, - сказал он. - Я слишком перенервничал. Я хотел бы попробовать сыграть немножко иначе..." И отец сказал: "Послушайте, давайте сделаем так, как вы хотите, шутки ради. Может, получится лучше, чем то, что мы сняли". К тому моменту актер совсем успокоился и сыграл абсолютно нормально. Это был простенький эпизод, но отец знал, что для того актера задача была невыполнима, если бы он не помог ему расслабиться и почувствовать себя уверенным.


*Источник:
Brownlow K. The Search for Charlie Chaplin. - London & Yorkshire, UK : UKA Press Publishing, 2010. - P. 123-125.

---
См. также:
• Интервью с Джорджией Хэйл
• Интервью с Тимом Дюрантом
• Интервью с Дином Райзнером
• Интервью с Айвором Монтегю
• Интервью с Норманом Ллойдом
• Интервью с Элистером Куком
• Интервью с Вирджинией Черрилл

Либо воспользуйтесь тэгом В поисках Чарли Чаплина, чтобы увидеть всю подборку.

_____________
¹По мнению Дэвида Робинсона, истоки истории, из которой в конечном итоге родились "Огни рампы", лежат еще 1916 году, когда студию Чаплина посетил Вацлав Нижинский. Встреча с известным танцором произвела на Чаплина большое впечатление. Примерно двадцать лет спустя он берется за сценарий нового фильма для Полетт Годдар - фильма о великом танцоре. По многочисленным черновикам и фрагментам рукописей можно проследить эволюцию этой истории, но несколько элементов почти всегда остаются неизменными: главный герой - непревзойденный танцор; его жена - светская дама, вышедшая за него ради славы и изменяющая ему; наконец, молодая девушка, которая тоже хочет стать танцовщицей и влюбляется в танцора. Интересно, что в некоторых версиях сюжета танцора зовут Нажинский, Нагинский, а где и Нижинский. К слову, жена реального Нижинского - Ромола тоже была аристократкой.
В 30-е годы история у Чаплина так толком и не сложилась, и он отказался от нее в пользу "Великого диктатора". Однако после "Месье Верду" он вновь вернулся к этому сюжету и наконец победил его. Выдающийся танцор в результате стал старым клоуном - такая роль больше подходила уже немолодому Чаплину, действие переместилось в Лондон его юности, а сама история сформировалась в том виде, в каком мы ее знаем.
(См. Чаплин Ч. Огни рампы / Чарльз Чаплин. Мир "Огней рампы" / Дэвид Робинсон. Москва: Издательство АСТ : CORPUS, 2017. С. 22-41.)
²Скрипт-гёрл (англ. sсript girl) - помощник режиссера по сценарию, который ведет учет по каждой сцене во время съемок, чтобы при съемке очередной сцены была возможность убедиться в правильности следования сценарию во всех деталях. Также отслеживает число отснятых за день страниц и сцен сценария, число кадров, оценивает предполагаемое экранное время, а также отмечает случаи отступления от сценария. (с) Вики

@темы: Limelight, City Lights, Истории со съемок, Sydney Chaplin, В поисках Чарли Чаплина

---

Интервью с Джорджией Хэйл

Наконец-то я его закончила. Предлагаю вашему вниманию полную версию интервью с Джорджией Хэйл, взятому у нее для документального телефильма "Неизвестный Чаплин". Собирая материал для него, Кевин Браунлоу и Дэвид Гилл в итоге стали обладателями такого количества информации, которое попросту не влезло в хронометраж. Всё, что они не смогли использовать в передаче, вкупе с историей о ее создании Кевин Браунлоу позже издал в виде книги The Search for Charlie Chaplin.

Это интервью также можно считать очень краткой выжимкой из книги Джорджии Хэйл, которую она написала о Чаплине (да, и она тоже!). Это неудивительно, ведь на тот момент она как раз только-только закончила свою рукопись, и все воспоминания были живы в ее памяти.
Я перевела не только само интервью, но и небольшой кусочек повествования, предшествующий ему, чтобы дать вам возможность прочувствовать атмосферу самой книги. На мой взгляд, этот эпизод очень милый.

Немного предыстории. Для "Неизвестного Чаплина" Кевин Браунлоу и Дэвид Гилл разыскивали людей, которые хорошо знали Чаплина. Разумеется, самым важным для них было найти тех, кто с ним работал. Но Джорджию Хэйл им не удавалось поймать очень долго. Она старательно их избегала - возможно, потому, что не хотела сниматься. Им удалось встретиться с ней один раз и взять у нее интервью, которое она надиктовала на пленку, однако для того, чтобы уговорить ее на полноценное интервью для передачи, им пришлось проявить большую настойчивость. В конце концов, они прислали ей цветы с грустной запиской, и Джорджия отрядила к ним некоего мистера Германа, назвавшегося ее менеджером, который передал им ее рукопись и сообщил, что сама Джорджия в отъезде ухаживает за больной младшей сестрой. После еще нескольких неудачных попыток связаться с ней, в конце тоннеля наконец забрезжил лучик надежды.

---

От следующего интервью зависело всё. А мы по-прежнему понятия не имели, получим ли согласие на него. Джорджия Хэйл вернулась домой и согласилась на то, чтобы мы к ней зашли - чтобы вернуть рукопись. Так что у нас было две альтернативы: либо оставляем съемочную группу в отеле и вызываем их по телефону, когда и если мы уговорим Джорджию, либо они едут с нами и прячутся за углом. Дэвид решился на второй вариант.
Мы подошли к этой роковой двери и покрутили странный звоночек. Нам открыла сама Джорджия. На ней был все тот же нелепый наряд, но мы были так рады видеть ее, что нам было все равно. Она была на удивление приветлива.
- Как здоровье вашей сестры? - участливо осведомился Дэвид с деликатностью, которой мне не доставало (мне лишь хотелось закричать: "Когда уже можно позвать съемочную группу?!"). Джорджия ответила, что той гораздо лучше. Она была рада получить назад свою рукопись и оказалась очень довольна, обнаружив еще и фотокопию. "Ну что ж, на веки вечные", - сказала она (это ее любимое выражение).
Я объяснил, сколь горестными оказались для нас по ее милости последние две недели. Взмахнув длиннющими ресницами, она спросила:
- Это вы? - и показала нам вырезку из газеты Los Angeles Times с нашим воззванием к чаплинским ветеранам. Рядом с ней лежал составленный ею список, который начинался с имен Лита Грей, Вирджиния Шеррилл [sic].
- Мы проехали шесть тысяч миль, чтобы встретиться с Джорджией Хэйл, - заявили мы, приперев бедную женщину к стенке. - Мы работаем над программой про Чаплина, взяв за основу вырезанные сцены - и знаете, что мы нашли? Да, ТУ САМУЮ сцену. Вашу сцену из "Огней большого города". И мы проделали весь этот путь, чтобы взять у вас интервью.
- Интервью? Что именно вы хотите?
- Мы просто хотим снять интервью с вами.
Мы произнесли то слово, которого она страшилась.
- СНЯТЬ! - она выглядела потрясенной.
- Джорджия, поэтому наша съемочная группа поджидает за углом.
Мы ждали, что с ней случится истерический припадок, но она моргнула и спокойно произнесла:
- Ну что ж, зовите их, я не возражаю.
У нас с плеч свалилась огромная гора. В порыве чувств мы схватили ее и расцеловали. Пока Дэвид ходил за остальными, я постарался морально подготовить ее к размеру английской съемочной группы. Единственное, что ее беспокоило - у нее было всего два бокала для вина.
- Благодарите за все Германа, - сказала она. - Уж не знаю, что вы ему наговорили, но вы оба ему очень понравились, поэтому он позвонил мне и сказал: "Не знаю, чего они от вас хотят, но что бы это ни было, вы им действительно нужны. Почему бы вам не вернуться на полдня?" А я была довольно далеко - в Каньон-Кантри. И я сказала: "Я отправлю им письмо". "Нет, - ответил он. - Я думаю, вам нужно приехать". Так что я в конце концов решила: "Хорошо, выясни, когда они уезжают, и пригласи их в последний день". Так он и сделал¹.

***

ИНТЕРВЬЮ С ДЖОРДЖИЕЙ ХЭЙЛ

Мне всегда говорили: "Ты необыкновенно красива. Тебя мог бы ждать оглушительный успех. Ты могла бы играть в кино, ты могла бы заниматься всем, чем бы только пожелала". Мне говорили это постоянно, и эти слова терзали меня, потому что я была бедной и не могла вырваться из той среды, в которой росла. У меня не было денег, и я не могла помочь нуждающимся отцу с матерью. Но однажды я пошла в кино и увидела там этого человечка, Чарли Чаплина, который тоже был на самом дне, у которого ничего не было. Я увидела в нем отражение замечательной истины: неважно, насколько ты беден - если в тебе живет волевой дух, который может заставить тебя подняться всякий раз, как мир пытается поставить тебя на колени - если твой дух силен, ты способен на что угодно. Если бы я смогла последовать его примеру и не терять надежды, и всегда быть смелой, что бы ни случилось, или сколько ударов судьбы мне ни пришлось бы пережить, я смогла бы достичь всего того, к чему стремилось мое сердце. Я смогла бы стать тем, кем хотела, и подняться над бедностью, и сделать моих родителей счастливыми, что и было моим настоящим мотивом.

Я впервые встретилась с Чарли в студии FBO [офисе бронирования фильмов], где ему и Назимовой должны были показать "Охотников за спасением". Я сидела перед ними и слышала все те чудесные слова, которые он говорил о картине - и меня он тоже упомянул. Что я была "выдающейся". А когда зажегся свет, все бросились к группе людей, окружавших его, а я встала в стороне. Он спросил: "А ведущая актриса случайно не здесь?" И ему ответили: "Да вон она стоит". Тогда он подошел ко мне, взял мою руку в свои и сказал: "Знаешь, ты прекрасно сыграла, и я предвижу, что тебя ждет великое будущее". В этот момент к нам подошел Джозеф фон Стернберг и спросил меня: "Ты не обидишься, если я тебя здесь оставлю? Здесь одна пара из Вены, они попросили подбросить их до дома". Услышав это, Чарли воскликнул: "О, я буду счастлив отвезти тебя домой!" По пути он спросил, не откажусь ли я выпить с ним чашечку чая. Мы заехали в маленькое кафе, и я просто сидела там, пораженная самим фактом того, что я сижу напротив Чарли Чаплина - человека, которым я восхищалась с шести лет. Я сидела напротив него и наблюдала за тем, как он ест и пьет чай; Чарли все делал невероятно изящно и элегантно, ритм его действий по-настоящему завораживал. Все, что он делал, было похоже на танец - на балет. Думаю, он мог бы стать танцором балета.

Затем он собрался оплачивать счет, порылся в одном кармане, затем в другом - оказалось, у него с собой не было ни цента, и он очень сильно смутился. Я оплатила счет, и я была в невероятном восторге от того, что у него не было денег, потому что теперь ведь он был у меня в долгу, и я догадывалась, что он как-то попытается связаться со мной, чтобы расплатиться.

Он сделал много проб разных девушек, среди которых была Кэрол Ломбард. На следующий день я вместе с ним смотрела эти пробы - они все показались мне потрясающими. А сама себе я показалась совершенно ужасной. "Все, кроме меня, были потрясающими", - сказала я. "Нет, - ответил он, - ты самая выдающаяся, и роль будет твоей".

Чарли никак не мог успокоиться из-за того, что Дуглас Фэрбэнкс подписал со мной годовой контракт с возможностью продления его еще на пять лет. Чарли был поражен. Он и не думал, что его лучший друг подпишет со мной контракт. Но Дуг-то не знал, что ему не следовало этого делать. Он думал, что у Чарли есть Лита Грей и все уже утверждено. Но тем временем Чарли решил - в тот момент, когда увидел "Охотников за спасением" - что сделает меня своей ведущей актрисой. Мысленно он даже говорил: "Это моя будущая жена". Дуг немедленно извинился и освободил меня от всех обязательств, и я подписала контракт с Чаплином, и Литу Грей вывели из фильма, и всё пересняли со мной.

Я думала, что Чарли хотел видеть девушку из танцзала ветреной кокеткой, и все девушки на пробах изображали именно такой типаж. На фоне остальных я выглядела жалкой, и я была уверена, что ему нужна задорная девчонка. Но это было не так. Ему нужна была печальная и замкнутая в себе танцовщица. Вот почему он выбрал меня.

Когда я играла эту роль, то всегда держала руки на бедрах, хотя этого не было в его режиссерских указаниях. Но именно это ему и было нужно - такая дерзкая, холодная и серьезная девушка. Если я забывала про это, он говорил: "Нет, положи руки на бедра". А в другой раз, когда моя героиня уходила, я резко взмахнула рукой в воздухе. И он сказал: "Оставьте этот кадр". Таких мелочей было множество - если они были настоящими и искренними и ты сам чувствовал это, ему приходилась по душе живая, естественная реакция.

Если сцена не получалась, у него было замечательное правило никогда не критиковать и не ругать тебя. Он всегда использовал слово "милая" [dear]. "Ну же, милая, давай попробуем сделать так". И это слово внушало тебе новую уверенность в собственных силах. Возможно, с кем-то другим он использовал бы иной метод, но он знал, что я бы очень быстро упала духом, поэтому всегда старался мягко подбадривать меня.

Он знал, что главная ошибка актеров - переигрывание, и знал, что игра с нажимом не подкрепляется реальным действием - актер заменяет действие пустыми телодвижениями. Поэтому, дав тебе сцену, он всегда говорил - даже если это была глубокая, эмоциональная сцена - буквально перед тем, как камера начинала снимать, он говорил: "Сыграй эту сцену вполсилы, примерься к ней". И тогда получалось то, что нужно, потому что никто не переигрывал, никто не перебарщивал, все действительно чувствовали эту сцену, благодаря именно этим словам: "Сыграй вполсилы".

Если у него не было вдохновения, он приходил на съемочную площадку в мрачном расположении духа, засунув руки в карманы брюк, сгорбившись, и ничего не делал. Он заставлял всех ждать - неважно, скольким и сколько он должен был заплатить - а просидев так в оцепенении несколько часов, он уходил и распускал людей, и мог не звать нас на съемки целую неделю, пока его вновь не посещало вдохновение.

Однажды Анри д'Арра² сказал, что съемки будут (на следующий день), только если будет солнечно. Поэтому когда я проснулась и увидела, что идет дождь, я поняла, что работы не будет. Но, похоже, я оказалась единственной, кто так истолковал эти слова, потому что на работу вышли все, кроме меня. Наконец зазвонил телефон, и меня спросили: "Почему ты не на съемочной площадке?" Я чуть совсем не потеряла голову. Я шлепнула на лицо какой-то жуткий макияж, кое-как оделась и помчалась на студию. Я выглядела так ужасно, что меня предупредили, чтобы я ни в коем случае не приближалась к Чарли - держалась от него подальше, пока он не остынет. Я так и сделала. Я присела в уголочке и даже не смотрела в его сторону. Наконец он послал ко мне Анри д'Арру со словами: "Иди и скажи ей, пусть нормально загримируется". Так он первый раз обратился ко мне, но постепенно он все же подобрел и простил меня.

Он считал, что я его использую. Он сказал: "Ты это делаешь только потому, что знаешь, как сильно нравишься мне. Теперь, когда ты об этом узнала, ты будешь использовать меня в своих целях". Никакие другие его слова не смогли бы ранить меня сильнее, потому что я не хотела причинять боль ему или кому-то еще, так я ему и сказала. И он мне поверил.

Среди статистов была женщина, которая так боялась Чарли и так боялась потерять свою скромную работу, что не решалась отойти в дамскую комнату, хоть ей и было очень нужно. Она подошла ко мне и призналась, что очень боится его и не может отойти со съемочной площадки. Тогда я сказала: "Идите, а я предупрежу мистера Чаплина. Не бойтесь, он вас не уволит - я все ему объясню". Она вышла, а я рассказала все мистеру Чаплину, и он сказал: "О, я бы ни с кем так не поступил. Мне очень жаль, что я произвел такое впечатление". Понимаете, Чарли был очень чувствительным, он никогда по-настоящему не хотел никого обидеть. Однажды он пренебрежительно отмахнулся от какого-то человека, который пришел на студию, и не дал ему автограф. После этого он не смог работать - так он расстроился из-за того, что обидел этого маленького человека.

Эдна Первайэнс работала с Чарли много лет. По-видимому, у нее не было особого актерского таланта, но Чарли постоянно вдалбливал в нее, что нужно делать, и показывал, как это делать, проигрывал перед ней ее роль и в конечном итоге вытягивал из нее каждую сцену. Однажды она не смогла сыграть нужную сцену как обычно и у него закончилось терпение. Он обозвал ее самыми грязными словами, какие только смог вспомнить, и накричал на нее. И тут та, кто всегда с ангельским терпением сносила даже самое грубое обращение с его стороны, впала в ярость - ярость тигрицы - и набросилась на него. По его словам, она собиралась его прикончить. Он увидел выражение ее лица и так перепугался, что кинулся прочь со всех ног - а она гналась за ним. Он спрятался от нее в своей маленькой студии, заперся на замок и долго не выходил. В конце концов, Эдна вернулась в свою гримерную, успокоилась и вновь стала милой и приветливой. Через некоторое время Чарли рискнул выглянуть из-за двери, на цыпочках спустился по ступенькам своего маленького домика, добрался до ее комнаты, тихонько поскребся в дверь и мягко позвал: "Эдна". Эдна открыла дверь и простила его, и они снова воссоединились.

Я и правда думаю, что он мог заставить сыграть любого. Он сам играл - сам это чувствовал. Он проигрывал для тебя всю сцену, включая малейшее движение век. Он чувствовал ее, передавал ее тебе и заставлял ее проникнуть в тебя, так что просто невозможно было не сыграть превосходно.

Иногда он бывал нежным и чутким, а иногда - невыносимым и угрюмым. В другой раз он заводил руку за голову и вел себя как маленький ребенок. Он делал все это для того, чтобы добиться от тебя нужной реакции. Когда он снимал картину, он все делал с определенной целью. Он был полностью поглощен режиссурой, и для него не имело значения, сколько времени на это уходило или сколько дублей он делал. Для него не имело значения, сколько денег он тратил. Когда дело касалось фильма, пусть бы это заняло пять лет - он хотел, чтобы фильм был настолько совершенен, насколько это было возможно. Меня это не беспокоило, потому что я знала, что он был перфекционистом, и я знала, что он видит то, чего никто больше не видит, и мечтает о том, чего другие даже себе не представляют - не представляют, что такое вообще возможно в картине. Моя вера в его гений была безграничной - и столь же безграничным было мое терпение во время бесконечных пересъемок.

Первой сценой, в которой я снялась в "Золотой лихорадке", стала та сцена, в которой девушки съезжают на санках с ледяного склона к хижине и сталкиваются лицом к лицу с маленьким бродягой, они смеются и играют в снежки, а он оказывается у них на пути, и снег залепляет ему все лицо.

Снег в студию поставляла компания Union Ice, которая располагалась всего за один квартал от нас. Они подвозили в грузовиках ледяные блоки, снимали с них стружку и засыпали ей склон. Искусственный снег скрывал деревянный задник, обтянутый тканью и покрашенный белой краской.

Сцена, в которой я дала пощечину ведущему актеру (Малкольму Уайту) - там все было по-настоящему. В этой сцене он должен был схватить меня в объятья и от души поцеловать, и Чарли все продолжал переснимать ее, потому что он всегда все переснимал, чтобы добиться от меня правильной реакции, так что в конце концов я взбесилась и влепила Уайту настоящую тяжелую пощечину. Именно этого Чарли и добивался - дикого темперамента, который проявил себя после того, как Уайт столько раз поцеловал меня.

В "Золотой лихорадке" он был так доволен - на самом деле, я не должна этого говорить - но он был так доволен мной в этой роли, что даже сказал: "Наконец-то я нашел того, кто может это делать, умеет играть, умеет чувствовать". Не припомню ни одного раза, когда он не был бы в восторге от того, как была сыграна сцена.

Маленькая хижина, в которой он работал, стала тем местом, где я впервые оказалась с ним полностью наедине, хоть это ничего и не значило. Он пригласил меня туда однажды, чтобы обсудить какую-то сцену. В этой хижине были абсолютно голые стены - деревянные и некрашеные - уродливый непокрашенный стол и жуткие стулья. Ни ковра, ничего. Он заметил мое изумленное лицо, ведь я, естественно, ожидала чего-то роскошного - все же он был миллионером. И сказал: "Тебя удивляет, что здесь все такое невзрачное, да? Я специально здесь все так обустроил, чтобы ничто не мешало мне думать. Я не хочу, чтобы какие-то вещи отвлекали меня от размышлений. Я хочу полностью уйти в себя, когда я размышляю. Будь моя воля, я бы просто огородил пространство четырьмя высокими черными стенами, где я бы вообще ничего не видел".

Я была свидетельницей того, как он исполнил танец булочек, потому что я сидела за столом прямо рядом с ним. Все девушки с новогодней вечеринки были там, хоть по сюжету ему это предположительно только снилось. Ему подыгрывала музыка, а он что-то напевал себе под нос. Он тихонечко создавал свой собственный аккомпанемент, не то, чтобы действительно пел, скорее, задавал ритм, чтобы получился идеальный темп. Для всех это оказалось настоящим сюрпризом. Для актеров, для электриков, для всех - и я даже сейчас не знаю, исполнил ли это Чарли в порыве вдохновения, спонтанно, или он отрепетировал этот номер заранее. Мы толком ничего и понять не успели: вот он сидит перед нами - и вдруг совершенно неожиданно рождается этот прекрасный маленький танец. Когда он закончил, все в студии зааплодировали.

В последней сцене Чарли впервые смог позволить себе выразить по отношению ко мне то, что он чувствовал, потому что для меня он принадлежал Лите Грей. Поэтому, безусловно, между нами была стена. Наше общение было очень безличным. Но во время съемок этой сцены у него появилась возможность на законных основаниях выразить то, что он, очевидно, испытывал - нежные чувства по отношению ко мне. Так что когда ему представился шанс поцеловать меня, этот поцелуй длился гораздо дольше, чем подобало. А потом он все переснимал и переснимал эту сцену, так что я начала догадываться, что его чувства ко мне были чем-то большим, чем чувство режиссера по отношению к его ведущей актрисе. И, разумеется, я отлично знала, что испытывала к нему я сама - всю свою жизнь.

На каждом приеме, который он устраивал - с Беатрис Лилли или кем-то еще - он показывал замечательные сценки, просто экспромтом. Вот бы хоть какие-то из них удалось заснять! Говорю вам, они были потрясающими. Некоторые из сценок, которые он разыгрывал один или с другими - я правда думаю, что они были даже лучше тех, что оказывались на кинопленке. Он был настолько уморителен, за какую бы роль он ни взялся, он один устраивал целое представление. И он всегда устраивал представления: он был очень щедрым в этом плане. Он любого мог заставить сыграть, и он это делал. Он работал с людьми, у которых не было не только никакого таланта, но даже и особого желания. Я правда не думаю, что Вирджиния Черрилл мечтала стать актрисой. Она была светской девушкой; просто так сложилось.

Ее взяли на главную роль (в "Огнях большого города") в самом начале, но она не была настоящей актрисой, и он просто бился с ней над каждой сценой на протяжении всего фильма, но не чувствовал, что получается то, что нужно. Но когда дело дошло до последней сцены, той самой драматической сцены, когда она понимает, после того, как обретает зрение, что это он был ее благодетелем, и она касается его руки и понимает: вот тот самый малый, который столько сделал для нее... Она смотрит на него, и из ее глаз должны катиться слезы, и это самая эмоциональная сцена во всем фильме. Она не могла ее сыграть. Просто не могла сыграть как надо. И тогда он переснял эту сцену со мной - одну эту драматическую сцену, которой он никак не мог от нее добиться. И остался чрезвычайно доволен результатом.

Тем вечером мы отправились в ресторан Double Eagle, и он сказал: "Я пересниму все 'Огни большого города' с тобой, так же как я переснял 'Золотую лихорадку'". Я была вне себя от радости, потому что успела полюбить эту историю и знала, что смогла бы отлично сыграть эту роль - а потом все снова поменялось.

Ни с того ни с сего он возвращается ко мне и зовет меня на студию, и в самых грубых выражениях сообщает мне, что я не буду сниматься в "Огнях большого города", что я могу выкинуть эту затею из головы и что все это было ошибкой. Я плакала и никак не могла успокоиться, потому что не могла понять, почему. Затем неделю или две спустя он снова звонит мне и извиняется. Он объяснил, что его пресс-агент настроил его против меня. Он внушил ему, что я подам на него в суд, если мне не достанется роль, и Чарли ему поверил - а потом он добавил: "Как я мог в это поверить, я и сам не понимаю". После этого он просто встал на колени и попросил прощения. Но за это время они закончили картину, и вместо того, чтобы дать ей ту важную сцену, он дал ее себе. Разумеется, на то, чтобы переснять картину, ушли бы миллионы долларов, и его все убедили. В любом случае, фильм был закончен, и он сказал: "Смонтирую то, что получилось".

Но я до сих пор помню свои ощущения от этой сцены. Я чувствовала то, что чувствовала эта слепая девушка по отношению к своему благодетелю. Она взяла его за руку и осознала, что это ее друг, и из ее глаз потекли слезы радости - слезы радости от того, что она наконец нашла того, кого она так желала найти с тех пор, как обрела зрение. Ее страстная мечта найти того, кто столько для нее сделал, наконец-то исполнилась. Эта сцена была написана словно специально для меня - я точно уловила ее - он знал это, и он был в восторге, не уставал повторять, как он счастлив. Он с нетерпением ждал возможности пригласить меня на ужин, чтобы сказать мне, что роль будет моей. Но судьба внесла свои коррективы.

Он не был доволен "Огнями большого города". Он не чувствовал - и я не чувствую - что ему удалось выразить в этом фильме то, что он хотел, хотя всему миру он показался прекрасным. Я всегда считала, что оно должно было быть сыграно иначе.

На премьеру он пригласил (Альберта) Эйнштейна с женой и меня. По дороге он все повторял: "Мне неважно, ждет ли фильм провал или успех. Что такое слава? Меня ни капли не волнует ни слава, ни известность, ни признание". И он продолжал в том же духе, убеждая самого себя в том, что его не волнует, как пройдет этот вечер. А в конце картины все зрители аплодировали стоя, кинотеатр гудел от шума, свиста и прочих восторгов, и тогда он признал, точно маленький ребенок: "Я обожаю публику, мне нужны аплодисменты. Мне нужно общественное признание". Он снова стал собой; он признал, что ему нужны аплодисменты всего мира. Он жил этим. Он обожал это. К слову, он сказал то же самое о вечере, когда ему вручали Оскар (в 1972). Когда я с ним обедала, он говорил, что ему все равно, что он вообще не знает, зачем сюда приехал. А в театре в тот вечер он онемел от восторга при виде того, какой прием ему оказали.

*Источник:
Brownlow K. The Search for Charlie Chaplin. - London & Yorkshire, UK : UKA Press Publishing, 2010. - P. 140-152.

---

Из этого интервью становится понятно, что Джорджия всю жизнь жалела о том, что ей так и не досталась роль в "Огнях большого города". Интересно, что в ее интерпретации концовка трактуется вполне однозначно, тогда как Чаплин явно намеренно оставил в ней недосказанность. Так что, чудится мне, в последних абзацах интервью в Джорджии говорит обида. То самое видео, где она пробуется на роль слепой цветочницы, часто критикуют, да и на меня оно не произвело особого впечатления. Тем не менее, мне хочется высказаться в защиту Джорджии и указать на то, что это были только пробы - в фильме всё могло получиться и наверняка получилось бы совершенно иначе. И хотя невозможно представить в "Огнях большого города" кого-то другого на месте Вирджинии Черрилл, я все же могу понять Джорджию и ее желание стать частью этого фильма, так что можно простить ей это проявление минутной слабости.

---
См. также:
• Интервью с Сиднеем Чаплином
• Интервью с Тимом Дюрантом
• Интервью с Дином Райзнером
• Интервью с Айвором Монтегю
• Интервью с Норманом Ллойдом
• Интервью с Элистером Куком
• Интервью с Вирджинией Черрилл

Либо воспользуйтесь тэгом В поисках Чарли Чаплина, чтобы увидеть всю подборку.

_____________
¹На самом деле, Кевин Браунлоу тоже слукавил насчет последнего дня отъезда, так что хитрость не удалась.
²Анри д'Аббади д'Арра (Harry d'Abbadie d'Arrast) выступал в роли консультанта во время съемок "Парижанки", а также работал с Чаплином над "Золотой лихорадкой" как ассистент режиссера.

@темы: City Lights, Georgia Hale, The Gold Rush, Истории со съемок, В поисках Чарли Чаплина