Наконец-то я его закончила. Предлагаю вашему вниманию полную версию интервью с Джорджией Хэйл, взятому у нее для документального телефильма "Неизвестный Чаплин". Собирая материал для него, Кевин Браунлоу и Дэвид Гилл в итоге стали обладателями такого количества информации, которое попросту не влезло в хронометраж. Всё, что они не смогли использовать в передаче, вкупе с историей о ее создании Кевин Браунлоу позже издал в виде книги
The Search for Charlie Chaplin.
Это интервью также можно считать очень краткой выжимкой из книги Джорджии Хэйл, которую она написала о Чаплине (да, и она тоже!). Это неудивительно, ведь на тот момент она как раз только-только закончила свою рукопись, и все воспоминания были живы в ее памяти.
Я перевела не только само интервью, но и небольшой кусочек повествования, предшествующий ему, чтобы дать вам возможность прочувствовать атмосферу самой книги. На мой взгляд, этот эпизод очень милый.
Немного предыстории. Для "Неизвестного Чаплина" Кевин Браунлоу и Дэвид Гилл разыскивали людей, которые хорошо знали Чаплина. Разумеется, самым важным для них было найти тех, кто с ним работал. Но Джорджию Хэйл им не удавалось поймать очень долго. Она старательно их избегала - возможно, потому, что не хотела сниматься. Им удалось встретиться с ней один раз и взять у нее интервью, которое она надиктовала на пленку, однако для того, чтобы уговорить ее на полноценное интервью для передачи, им пришлось проявить большую настойчивость. В конце концов, они прислали ей цветы с грустной запиской, и Джорджия отрядила к ним некоего мистера Германа, назвавшегося ее менеджером, который передал им ее рукопись и сообщил, что сама Джорджия в отъезде ухаживает за больной младшей сестрой. После еще нескольких неудачных попыток связаться с ней, в конце тоннеля наконец забрезжил лучик надежды.
От следующего интервью зависело всё. А мы по-прежнему понятия не имели, получим ли согласие на него. Джорджия Хэйл вернулась домой и согласилась на то, чтобы мы к ней зашли - чтобы вернуть рукопись. Так что у нас было две альтернативы: либо оставляем съемочную группу в отеле и вызываем их по телефону, когда и если мы уговорим Джорджию, либо они едут с нами и прячутся за углом. Дэвид решился на второй вариант.
Мы подошли к этой роковой двери и покрутили странный звоночек. Нам открыла сама Джорджия. На ней был все тот же нелепый наряд, но мы были так рады видеть ее, что нам было все равно. Она была на удивление приветлива.
- Как здоровье вашей сестры? - участливо осведомился Дэвид с деликатностью, которой мне не доставало (мне лишь хотелось закричать: "Когда уже можно позвать съемочную группу?!"). Джорджия ответила, что той гораздо лучше. Она была рада получить назад свою рукопись и оказалась очень довольна, обнаружив еще и фотокопию. "Ну что ж, на веки вечные", - сказала она (это ее любимое выражение).
Я объяснил, сколь горестными оказались для нас по ее милости последние две недели. Взмахнув длиннющими ресницами, она спросила:
- Это вы? - и показала нам вырезку из газеты
Los Angeles Times с нашим воззванием к чаплинским ветеранам. Рядом с ней лежал составленный ею список, который начинался с имен Лита Грей, Вирджиния Шеррилл [sic].
- Мы проехали шесть тысяч миль, чтобы встретиться с Джорджией Хэйл, - заявили мы, приперев бедную женщину к стенке. - Мы работаем над программой про Чаплина, взяв за основу вырезанные сцены - и знаете, что мы нашли? Да, ТУ САМУЮ сцену. Вашу сцену из "Огней большого города". И мы проделали весь этот путь, чтобы взять у вас интервью.
- Интервью? Что именно вы хотите?
- Мы просто хотим снять интервью с вами.
Мы произнесли то слово, которого она страшилась.
- СНЯТЬ! - она выглядела потрясенной.
- Джорджия, поэтому наша съемочная группа поджидает за углом.
Мы ждали, что с ней случится истерический припадок, но она моргнула и спокойно произнесла:
- Ну что ж, зовите их, я не возражаю.
У нас с плеч свалилась огромная гора. В порыве чувств мы схватили ее и расцеловали. Пока Дэвид ходил за остальными, я постарался морально подготовить ее к размеру английской съемочной группы. Единственное, что ее беспокоило - у нее было всего два бокала для вина.
- Благодарите за все Германа, - сказала она. - Уж не знаю, что вы ему наговорили, но вы оба ему очень понравились, поэтому он позвонил мне и сказал: "Не знаю, чего они от вас хотят, но что бы это ни было, вы им действительно нужны. Почему бы вам не вернуться на полдня?" А я была довольно далеко - в Каньон-Кантри. И я сказала: "Я отправлю им письмо". "Нет, - ответил он. - Я думаю, вам нужно приехать". Так что я в конце концов решила: "Хорошо, выясни, когда они уезжают, и пригласи их в последний день". Так он и сделал¹.
***
ИНТЕРВЬЮ С ДЖОРДЖИЕЙ ХЭЙЛ
Мне всегда говорили: "Ты необыкновенно красива. Тебя мог бы ждать оглушительный успех. Ты могла бы играть в кино, ты могла бы заниматься всем, чем бы только пожелала". Мне говорили это постоянно, и эти слова терзали меня, потому что я была бедной и не могла вырваться из той среды, в которой росла. У меня не было денег, и я не могла помочь нуждающимся отцу с матерью. Но однажды я пошла в кино и увидела там этого человечка, Чарли Чаплина, который тоже был на самом дне, у которого ничего не было. Я увидела в нем отражение замечательной истины: неважно, насколько ты беден - если в тебе живет волевой дух, который может заставить тебя подняться всякий раз, как мир пытается поставить тебя на колени - если твой дух силен, ты способен на что угодно. Если бы я смогла последовать его примеру и не терять надежды, и всегда быть смелой, что бы ни случилось, или сколько ударов судьбы мне ни пришлось бы пережить, я смогла бы достичь всего того, к чему стремилось мое сердце. Я смогла бы стать тем, кем хотела, и подняться над бедностью, и сделать моих родителей счастливыми, что и было моим настоящим мотивом.
читать дальшеЯ впервые встретилась с Чарли в студии FBO [офисе бронирования фильмов], где ему и Назимовой должны были показать "Охотников за спасением". Я сидела перед ними и слышала все те чудесные слова, которые он говорил о картине - и меня он тоже упомянул. Что я была "выдающейся". А когда зажегся свет, все бросились к группе людей, окружавших его, а я встала в стороне. Он спросил: "А ведущая актриса случайно не здесь?" И ему ответили: "Да вон она стоит". Тогда он подошел ко мне, взял мою руку в свои и сказал: "Знаешь, ты прекрасно сыграла, и я предвижу, что тебя ждет великое будущее". В этот момент к нам подошел Джозеф фон Стернберг и спросил меня: "Ты не обидишься, если я тебя здесь оставлю? Здесь одна пара из Вены, они попросили подбросить их до дома". Услышав это, Чарли воскликнул: "О, я буду счастлив отвезти тебя домой!" По пути он спросил, не откажусь ли я выпить с ним чашечку чая. Мы заехали в маленькое кафе, и я просто сидела там, пораженная самим фактом того, что я сижу напротив Чарли Чаплина - человека, которым я восхищалась с шести лет. Я сидела напротив него и наблюдала за тем, как он ест и пьет чай; Чарли все делал невероятно изящно и элегантно, ритм его действий по-настоящему завораживал. Все, что он делал, было похоже на танец - на балет. Думаю, он мог бы стать танцором балета.
Затем он собрался оплачивать счет, порылся в одном кармане, затем в другом - оказалось, у него с собой не было ни цента, и он очень сильно смутился. Я оплатила счет, и я была в невероятном восторге от того, что у него не было денег, потому что теперь ведь он был у меня в долгу, и я догадывалась, что он как-то попытается связаться со мной, чтобы расплатиться.
Он сделал много проб разных девушек, среди которых была Кэрол Ломбард. На следующий день я вместе с ним смотрела эти пробы - они все показались мне потрясающими. А сама себе я показалась совершенно ужасной. "Все, кроме меня, были потрясающими", - сказала я. "Нет, - ответил он, - ты самая выдающаяся, и роль будет твоей".
Чарли никак не мог успокоиться из-за того, что Дуглас Фэрбэнкс подписал со мной годовой контракт с возможностью продления его еще на пять лет. Чарли был поражен. Он и не думал, что его лучший друг подпишет со мной контракт. Но Дуг-то не знал, что ему не следовало этого делать. Он думал, что у Чарли есть Лита Грей и все уже утверждено. Но тем временем Чарли решил - в тот момент, когда увидел "Охотников за спасением" - что сделает меня своей ведущей актрисой. Мысленно он даже говорил: "Это моя будущая жена". Дуг немедленно извинился и освободил меня от всех обязательств, и я подписала контракт с Чаплином, и Литу Грей вывели из фильма, и всё пересняли со мной.
Я думала, что Чарли хотел видеть девушку из танцзала ветреной кокеткой, и все девушки на пробах изображали именно такой типаж. На фоне остальных я выглядела жалкой, и я была уверена, что ему нужна задорная девчонка. Но это было не так. Ему нужна была печальная и замкнутая в себе танцовщица. Вот почему он выбрал меня.
Когда я играла эту роль, то всегда держала руки на бедрах, хотя этого не было в его режиссерских указаниях. Но именно это ему и было нужно - такая дерзкая, холодная и серьезная девушка. Если я забывала про это, он говорил: "Нет, положи руки на бедра". А в другой раз, когда моя героиня уходила, я резко взмахнула рукой в воздухе. И он сказал: "Оставьте этот кадр". Таких мелочей было множество - если они были настоящими и искренними и ты сам чувствовал это, ему приходилась по душе живая, естественная реакция.
Если сцена не получалась, у него было замечательное правило никогда не критиковать и не ругать тебя. Он всегда использовал слово "милая" [dear]. "Ну же, милая, давай попробуем сделать так". И это слово внушало тебе новую уверенность в собственных силах. Возможно, с кем-то другим он использовал бы иной метод, но он знал, что я бы очень быстро упала духом, поэтому всегда старался мягко подбадривать меня.
Он знал, что главная ошибка актеров - переигрывание, и знал, что игра с нажимом не подкрепляется реальным действием - актер заменяет действие пустыми телодвижениями. Поэтому, дав тебе сцену, он всегда говорил - даже если это была глубокая, эмоциональная сцена - буквально перед тем, как камера начинала снимать, он говорил: "Сыграй эту сцену вполсилы, примерься к ней". И тогда получалось то, что нужно, потому что никто не переигрывал, никто не перебарщивал, все действительно чувствовали эту сцену, благодаря именно этим словам: "Сыграй вполсилы".
Если у него не было вдохновения, он приходил на съемочную площадку в мрачном расположении духа, засунув руки в карманы брюк, сгорбившись, и ничего не делал. Он заставлял всех ждать - неважно, скольким и сколько он должен был заплатить - а просидев так в оцепенении несколько часов, он уходил и распускал людей, и мог не звать нас на съемки целую неделю, пока его вновь не посещало вдохновение.
Однажды Анри д'Арра² сказал, что съемки будут (на следующий день), только если будет солнечно. Поэтому когда я проснулась и увидела, что идет дождь, я поняла, что работы не будет. Но, похоже, я оказалась единственной, кто так истолковал эти слова, потому что на работу вышли все, кроме меня. Наконец зазвонил телефон, и меня спросили: "Почему ты не на съемочной площадке?" Я чуть совсем не потеряла голову. Я шлепнула на лицо какой-то жуткий макияж, кое-как оделась и помчалась на студию. Я выглядела так ужасно, что меня предупредили, чтобы я ни в коем случае не приближалась к Чарли - держалась от него подальше, пока он не остынет. Я так и сделала. Я присела в уголочке и даже не смотрела в его сторону. Наконец он послал ко мне Анри д'Арру со словами: "Иди и скажи ей, пусть нормально загримируется". Так он первый раз обратился ко мне, но постепенно он все же подобрел и простил меня.
Он считал, что я его использую. Он сказал: "Ты это делаешь только потому, что знаешь, как сильно нравишься мне. Теперь, когда ты об этом узнала, ты будешь использовать меня в своих целях". Никакие другие его слова не смогли бы ранить меня сильнее, потому что я не хотела причинять боль ему или кому-то еще, так я ему и сказала. И он мне поверил.
Среди статистов была женщина, которая так боялась Чарли и так боялась потерять свою скромную работу, что не решалась отойти в дамскую комнату, хоть ей и было очень нужно. Она подошла ко мне и призналась, что очень боится его и не может отойти со съемочной площадки. Тогда я сказала: "Идите, а я предупрежу мистера Чаплина. Не бойтесь, он вас не уволит - я все ему объясню". Она вышла, а я рассказала все мистеру Чаплину, и он сказал: "О, я бы ни с кем так не поступил. Мне очень жаль, что я произвел такое впечатление". Понимаете, Чарли был очень чувствительным, он никогда по-настоящему не хотел никого обидеть. Однажды он пренебрежительно отмахнулся от какого-то человека, который пришел на студию, и не дал ему автограф. После этого он не смог работать - так он расстроился из-за того, что обидел этого маленького человека.
Эдна Первайэнс работала с Чарли много лет. По-видимому, у нее не было особого актерского таланта, но Чарли постоянно вдалбливал в нее, что нужно делать, и показывал, как это делать, проигрывал перед ней ее роль и в конечном итоге вытягивал из нее каждую сцену. Однажды она не смогла сыграть нужную сцену как обычно и у него закончилось терпение. Он обозвал ее самыми грязными словами, какие только смог вспомнить, и накричал на нее. И тут та, кто всегда с ангельским терпением сносила даже самое грубое обращение с его стороны, впала в ярость - ярость тигрицы - и набросилась на него. По его словам, она собиралась его прикончить. Он увидел выражение ее лица и так перепугался, что кинулся прочь со всех ног - а она гналась за ним. Он спрятался от нее в своей маленькой студии, заперся на замок и долго не выходил. В конце концов, Эдна вернулась в свою гримерную, успокоилась и вновь стала милой и приветливой. Через некоторое время Чарли рискнул выглянуть из-за двери, на цыпочках спустился по ступенькам своего маленького домика, добрался до ее комнаты, тихонько поскребся в дверь и мягко позвал: "Эдна". Эдна открыла дверь и простила его, и они снова воссоединились.
Я и правда думаю, что он мог заставить сыграть любого. Он сам играл - сам это чувствовал. Он проигрывал для тебя всю сцену, включая малейшее движение век. Он чувствовал ее, передавал ее тебе и заставлял ее проникнуть в тебя, так что просто невозможно было не сыграть превосходно.
Иногда он бывал нежным и чутким, а иногда - невыносимым и угрюмым. В другой раз он заводил руку за голову и вел себя как маленький ребенок. Он делал все это для того, чтобы добиться от тебя нужной реакции. Когда он снимал картину, он все делал с определенной целью. Он был полностью поглощен режиссурой, и для него не имело значения, сколько времени на это уходило или сколько дублей он делал. Для него не имело значения, сколько денег он тратил. Когда дело касалось фильма, пусть бы это заняло пять лет - он хотел, чтобы фильм был настолько совершенен, насколько это было возможно. Меня это не беспокоило, потому что я знала, что он был перфекционистом, и я знала, что он видит то, чего никто больше не видит, и мечтает о том, чего другие даже себе не представляют - не представляют, что такое вообще возможно в картине. Моя вера в его гений была безграничной - и столь же безграничным было мое терпение во время бесконечных пересъемок.
Первой сценой, в которой я снялась в "Золотой лихорадке", стала та сцена, в которой девушки съезжают на санках с ледяного склона к хижине и сталкиваются лицом к лицу с маленьким бродягой, они смеются и играют в снежки, а он оказывается у них на пути, и снег залепляет ему все лицо.
Снег в студию поставляла компания Union Ice, которая располагалась всего за один квартал от нас. Они подвозили в грузовиках ледяные блоки, снимали с них стружку и засыпали ей склон. Искусственный снег скрывал деревянный задник, обтянутый тканью и покрашенный белой краской.
Сцена, в которой я дала пощечину ведущему актеру (Малкольму Уайту) - там все было по-настоящему. В этой сцене он должен был схватить меня в объятья и от души поцеловать, и Чарли все продолжал переснимать ее, потому что он всегда все переснимал, чтобы добиться от меня правильной реакции, так что в конце концов я взбесилась и влепила Уайту настоящую тяжелую пощечину. Именно этого Чарли и добивался - дикого темперамента, который проявил себя после того, как Уайт столько раз поцеловал меня.
В "Золотой лихорадке" он был так доволен - на самом деле, я не должна этого говорить - но он был так доволен мной в этой роли, что даже сказал: "Наконец-то я нашел того, кто может это делать, умеет играть, умеет чувствовать". Не припомню ни одного раза, когда он не был бы в восторге от того, как была сыграна сцена.
Маленькая хижина, в которой он работал, стала тем местом, где я впервые оказалась с ним полностью наедине, хоть это ничего и не значило. Он пригласил меня туда однажды, чтобы обсудить какую-то сцену. В этой хижине были абсолютно голые стены - деревянные и некрашеные - уродливый непокрашенный стол и жуткие стулья. Ни ковра, ничего. Он заметил мое изумленное лицо, ведь я, естественно, ожидала чего-то роскошного - все же он был миллионером. И сказал: "Тебя удивляет, что здесь все такое невзрачное, да? Я специально здесь все так обустроил, чтобы ничто не мешало мне думать. Я не хочу, чтобы какие-то вещи отвлекали меня от размышлений. Я хочу полностью уйти в себя, когда я размышляю. Будь моя воля, я бы просто огородил пространство четырьмя высокими черными стенами, где я бы вообще ничего не видел".
Я была свидетельницей того, как он исполнил танец булочек, потому что я сидела за столом прямо рядом с ним. Все девушки с новогодней вечеринки были там, хоть по сюжету ему это предположительно только снилось. Ему подыгрывала музыка, а он что-то напевал себе под нос. Он тихонечко создавал свой собственный аккомпанемент, не то, чтобы действительно пел, скорее, задавал ритм, чтобы получился идеальный темп. Для всех это оказалось настоящим сюрпризом. Для актеров, для электриков, для всех - и я даже сейчас не знаю, исполнил ли это Чарли в порыве вдохновения, спонтанно, или он отрепетировал этот номер заранее. Мы толком ничего и понять не успели: вот он сидит перед нами - и вдруг совершенно неожиданно рождается этот прекрасный маленький танец. Когда он закончил, все в студии зааплодировали.
В последней сцене Чарли впервые смог позволить себе выразить по отношению ко мне то, что он чувствовал, потому что для меня он принадлежал Лите Грей. Поэтому, безусловно, между нами была стена. Наше общение было очень безличным. Но во время съемок этой сцены у него появилась возможность на законных основаниях выразить то, что он, очевидно, испытывал - нежные чувства по отношению ко мне. Так что когда ему представился шанс поцеловать меня, этот поцелуй длился гораздо дольше, чем подобало. А потом он все переснимал и переснимал эту сцену, так что я начала догадываться, что его чувства ко мне были чем-то большим, чем чувство режиссера по отношению к его ведущей актрисе. И, разумеется, я отлично знала, что испытывала к нему я сама - всю свою жизнь.
На каждом приеме, который он устраивал - с Беатрис Лилли или кем-то еще - он показывал замечательные сценки, просто экспромтом. Вот бы хоть какие-то из них удалось заснять! Говорю вам, они были потрясающими. Некоторые из сценок, которые он разыгрывал один или с другими - я правда думаю, что они были даже лучше тех, что оказывались на кинопленке. Он был настолько уморителен, за какую бы роль он ни взялся, он один устраивал целое представление. И он всегда устраивал представления: он был очень щедрым в этом плане. Он любого мог заставить сыграть, и он это делал. Он работал с людьми, у которых не было не только никакого таланта, но даже и особого желания. Я правда не думаю, что Вирджиния Черрилл мечтала стать актрисой. Она была светской девушкой; просто так сложилось.
Ее взяли на главную роль (в "Огнях большого города") в самом начале, но она не была настоящей актрисой, и он просто бился с ней над каждой сценой на протяжении всего фильма, но не чувствовал, что получается то, что нужно. Но когда дело дошло до последней сцены, той самой драматической сцены, когда она понимает, после того, как обретает зрение, что это он был ее благодетелем, и она касается его руки и понимает: вот тот самый малый, который столько сделал для нее... Она смотрит на него, и из ее глаз должны катиться слезы, и это самая эмоциональная сцена во всем фильме. Она не могла ее сыграть. Просто не могла сыграть как надо. И тогда он переснял эту сцену со мной - одну эту драматическую сцену, которой он никак не мог от нее добиться. И остался чрезвычайно доволен результатом.
Тем вечером мы отправились в ресторан Double Eagle, и он сказал: "Я пересниму все 'Огни большого города' с тобой, так же как я переснял 'Золотую лихорадку'". Я была вне себя от радости, потому что успела полюбить эту историю и знала, что смогла бы отлично сыграть эту роль - а потом все снова поменялось.
Ни с того ни с сего он возвращается ко мне и зовет меня на студию, и в самых грубых выражениях сообщает мне, что я не буду сниматься в "Огнях большого города", что я могу выкинуть эту затею из головы и что все это было ошибкой. Я плакала и никак не могла успокоиться, потому что не могла понять, почему. Затем неделю или две спустя он снова звонит мне и извиняется. Он объяснил, что его пресс-агент настроил его против меня. Он внушил ему, что я подам на него в суд, если мне не достанется роль, и Чарли ему поверил - а потом он добавил: "Как я мог в это поверить, я и сам не понимаю". После этого он просто встал на колени и попросил прощения. Но за это время они закончили картину, и вместо того, чтобы дать ей ту важную сцену, он дал ее себе. Разумеется, на то, чтобы переснять картину, ушли бы миллионы долларов, и его все убедили. В любом случае, фильм был закончен, и он сказал: "Смонтирую то, что получилось".
Но я до сих пор помню свои ощущения от этой сцены. Я чувствовала то, что чувствовала эта слепая девушка по отношению к своему благодетелю. Она взяла его за руку и осознала, что это ее друг, и из ее глаз потекли слезы радости - слезы радости от того, что она наконец нашла того, кого она так желала найти с тех пор, как обрела зрение. Ее страстная мечта найти того, кто столько для нее сделал, наконец-то исполнилась. Эта сцена была написана словно специально для меня - я точно уловила ее - он знал это, и он был в восторге, не уставал повторять, как он счастлив. Он с нетерпением ждал возможности пригласить меня на ужин, чтобы сказать мне, что роль будет моей. Но судьба внесла свои коррективы.
Он не был доволен "Огнями большого города". Он не чувствовал - и я не чувствую - что ему удалось выразить в этом фильме то, что он хотел, хотя всему миру он показался прекрасным. Я всегда считала, что оно должно было быть сыграно иначе.
На премьеру он пригласил (Альберта) Эйнштейна с женой и меня. По дороге он все повторял: "Мне неважно, ждет ли фильм провал или успех. Что такое слава? Меня ни капли не волнует ни слава, ни известность, ни признание". И он продолжал в том же духе, убеждая самого себя в том, что его не волнует, как пройдет этот вечер. А в конце картины все зрители аплодировали стоя, кинотеатр гудел от шума, свиста и прочих восторгов, и тогда он признал, точно маленький ребенок: "Я обожаю публику, мне нужны аплодисменты. Мне нужно общественное признание". Он снова стал собой; он признал, что ему нужны аплодисменты всего мира. Он жил этим. Он обожал это. К слову, он сказал то же самое о вечере, когда ему вручали Оскар (в 1972). Когда я с ним обедала, он говорил, что ему все равно, что он вообще не знает, зачем сюда приехал. А в театре в тот вечер он онемел от восторга при виде того, какой прием ему оказали.
*Источник:
Brownlow K. The Search for Charlie Chaplin. - London & Yorkshire, UK : UKA Press Publishing, 2010. - P. 140-152.
Из этого интервью становится понятно, что Джорджия всю жизнь жалела о том, что ей так и не досталась роль в "Огнях большого города". Интересно, что в ее интерпретации концовка трактуется вполне однозначно, тогда как Чаплин явно намеренно оставил в ней недосказанность. Так что, чудится мне, в последних абзацах интервью в Джорджии говорит обида. То самое видео, где она пробуется на роль слепой цветочницы, часто критикуют, да и на меня оно не произвело особого впечатления. Тем не менее, мне хочется высказаться в защиту Джорджии и указать на то, что это были только пробы - в фильме всё могло получиться и наверняка получилось бы совершенно иначе. И хотя невозможно представить в "Огнях большого города" кого-то другого на месте Вирджинии Черрилл, я все же могу понять Джорджию и ее желание стать частью этого фильма, так что можно простить ей это проявление минутной слабости.
---
См. также:
• Интервью с Сиднеем Чаплином
• Интервью с Тимом Дюрантом
• Интервью с Дином Райзнером
• Интервью с Айвором Монтегю
• Интервью с Норманом Ллойдом
• Интервью с Элистером Куком
• Интервью с Вирджинией Черрилл
Либо воспользуйтесь тэгом В поисках Чарли Чаплина, чтобы увидеть всю подборку.
_____________
¹На самом деле, Кевин Браунлоу тоже слукавил насчет последнего дня отъезда, так что хитрость не удалась.
²Анри д'Аббади д'Арра (Harry d'Abbadie d'Arrast) выступал в роли консультанта во время съемок "Парижанки", а также работал с Чаплином над "Золотой лихорадкой" как ассистент режиссера.
-
-
22.03.2019 в 14:47-
-
23.03.2019 в 01:08-
-
24.03.2019 в 13:32-
-
24.03.2019 в 15:43