Чаплин и музыка

Пришло время осветить немного тему музыки Чаплина! В конце прошлого года я устраивала голосование для читателей о том, какие статьи вам хотелось бы увидеть в блоге, и по итогам голосования здесь и в блоге победителями стали две темы, набравшие равное число голосов: музыка и истории со съемок. Поэтому в этом году я сделаю больший упор на эти темы, хотя мы будем все же иногда отвлекаться и на другое. Как бы там ни было, сегодня у нас будет статья о музыке. Ура! Статья эта небольшая, но, на мой взгляд, достаточно информативная, и она дает некоторое общее представление о подходе Чаплина к музыкальному сопровождению своих фильмов. Думаю, она сыграет хорошую роль вводного поста по этой теме. Ну, а автором ее выступил наш любимый Дэвид Робинсон. Надеюсь, вам понравится!

***

ЧАПЛИН И МУЗЫКА

Автор: Дэвид Робинсон, 1989
(Статья из нотного сборника The Songs of Charlie Chaplin, опубликованного издательством Bourne Co., New York, в 1992 году)

Чарльз Чаплин четко помнил тот момент, когда, по его собственному выражению, "музыка впервые вошла в мою душу". Будучи маленьким мальчиком, живущим в нищете в Кеннингтоне, он однажды услышал пару уличных музыкантов на Кеннингтон-Кросс, исполнявших песню "Жимолость и пчелка" на кларнете и аккордеоне. "Именно здесь я впервые открыл для себя музыку или, скорее, впервые познал ее редчайшую красоту - красоту, которая приносила радость и не давала мне покоя с тех самых пор".

Его сильный отклик на музыку был тесно связан с его комической пантомимой, которая с самого начала сильно тяготела к ритмичности и балету. Музыка играла важную роль в комедийных представлениях труппы Карно, с которой молодой Чаплин гастролировал по сети театров водевиля до того, как перешел в кино. Он вспоминал, что Карно добивался комического контраста, сопровождая грубейший фарс нежными мелодиями 18-го века.

Как только он смог позволить себе приобрести музыкальные инструменты, Чаплин обучился играть на скрипке и виолончели и часами импровизировал на фортепиано и органе. В 1916 году он опубликовал три песни собственного сочинения. Позднее он написал и опубликовал музыкальные темы для "Малыша", "Праздного класса" и "Золотой лихорадки". В эпоху немого кино было обычным делом поручать профессиональным аранжировщикам составить подходящее сопровождение для фильмов из опубликованной музыки, которое затем исполнялось вживую на тех инструментах, которые мог себе позволить каждый кинотеатр. Однако существуют свидетельства того, что еще со времен "Парижанки" (1923) Чаплин активно участвовал в подготовке музыки.

Чаплин объявил, что для "Огней большого города", его первой картины с синхронизированным звуком, он сам сочинит музыкальный аккомпанемент. Оркестровщиком был Артур Джонстон. "На самом деле, я не записывал музыку, - в порыве скромности признался Чаплин. - Я напевал ее, а Артур Джонстон записал, и я бы хотел, чтобы вы оценили его по достоинству, потому что он проделал отличную работу. Это простая музыка, понимаете, которая соответствует моему персонажу".

У Чаплина было весьма четкое представление о том, чего он хочет. Он не хотел, к примеру, чтобы аранжировщик делал музыку смешной, как в мультфильме. "Мне не нужно было соперничество, я хотел, чтобы музыка была контрапунктом изящества и очарования... Я пытался сочинять элегантную и романтическую музыку для обрамления моих комедий".

Звукозапись была сделана под руководством Альфреда Ньюмана, музыкального режиссера United Artists. Горы заметок, очевидно сделанных под диктовку Чаплина во время сессий, показывают его внимание к каждой фразе, каждой ноте и каждому инструменту.

Тем не менее, технология звукозаписи того времени не могла в полной мере воздать должное музыке, и Чаплин был наверняка разочарован результатом. Генри Бергман, его помощник, замечал: "Ужасные недостатки технических средств слишком очевидны. Не думаю, что когда-либо их удастся преодолеть. Тридцать пять талантливейших музыкантов так прекрасно исполнили партитуру 'Огней большого города' на съемочной площадке. Пропущенная через микрофон, она превратилась в нечто неузнаваемое".

Более полувека спустя Карл Дэвис перезаписал несколько отрывков из партитуры для того, чтобы использовать их в "Неизвестном Чаплине" Кевина Браунлоу и Дэвида Гилла. Все трое были потрясены качеством музыки и согласились с мнением Бергмана о неполноценности оригинальной записи. Они предложили леди Чаплин полностью перезаписать музыкальное сопровождение. Она чувствовала, что сам Чаплин с радостью ухватился бы за эту возможность, и с того момента оказывала большую поддержку этому проекту.

На первый взгляд задача казалась довольно простой, поскольку оригинальная партитура и инструментальные партии были сохранены - несколько недостающих фрагментов дирижерской партитуры можно было восстановить из отдельных партий. Однако когда записанную партитуру сравнили с оригинальной записью, между ними обнаружились существенные отличия. Стало ясно, что в процессе звукозаписи партитура была подвергнута масштабной переработке. Изначально правки делали на полосках бумаги, приклеенных поверх исходных нот. Но со временем они отклеились и потерялись. Только путем кропотливого сравнения записи и партитуры удалось постепенно восстановить финальную версию, утвержденную Чаплином.

"Было очевидно, что Чаплин постоянно стремился к упрощению, к избавлению от слишком сложных аранжировок, - поясняет Карл Дэвис. - Таким образом он усиливал партитуру и одновременно делал ее менее отвлекающей. Это был процесс интенсивного упрощения". Один из новых аранжировщиков с сочувствием замечал: "Тот, кто занимался ею, должно быть, рыдал. Он сделал замечательную аранжировку, но Чаплин всю ее урезал".

Все музыканты прослушивали оригинальную запись перед исполнением собственных партий и время от времени добавляли или убирали некоторые ноты, ориентируясь на интенсивность звучания. Они были под впечатлением от исходного исполнения и стремились ухватить инструментальные стили того периода: важно было передать не только правильные ноты, но и правильное звучание. Трубач Кенни Бэйкер был особенно восхищен исполнением своего коллеги в 1931 году: "Ему удалось добиться такого влажного звука".

В ходе работы Дэвис, Гилл, Браунлоу и исполнители все сильнее поражались качеству оригинальной музыки. Тем не менее, они не предвидели, насколько трудно будет подогнать партитуру к фильму, принимая во внимание ту точность и тонкость, с которой Чаплин сопоставлял или противопоставлял свои музыкальные темы и изображение. В конце концов, потребовалось несколько дополнительных сеансов звукозаписи, чтобы в полной мере воздать должное замыслу Чаплину.

С самого начала леди Чаплин одобрила идею устроить серию живых концертов, предваряющих выпуск свежезаписанной синхронизированной версии. Вероятно, впервые случилось так, что партитура, написанная для звуковой синхронизации, была исполнена вместе с фильмом вживую перед зрителями. Подобные концерты предъявляют исключительные требования к дирижеру и его музыкантам, поскольку Чаплин добивался крайне точного соответствия партитуры изображению, изначально подразумевая, что она будет записываться в студии фрагмент за фрагментом.

Как бы там ни было, все участвующие в проекте сходятся во мнении, что в результате они были более чем вознаграждены тем, что смогли более полно распознать необычайную музыкальную чуткость Чаплина и получили возможность преподнести этот особенный подарок к столетнему юбилею величайшего деятеля киноискусства.

***

БОНУС!

Если кому-то интересно, песня "Жимолость и пчелка" (The Honeysuckle And The Bee) пережила испытание временем и исполняется по сей день. На YouTube можно найти записи разных годов. На кларнете и аккордеоне я, правда, не нашла Но мне понравилось исполнение 1945 года. Тут еще и видеоряд приятный. Как указано в комментариях к видео, это отрывок из фильма I'll Be Your Sweetheart ("Я буду твоей возлюбленной") (1945) с Маргарет Локвуд, однако в музыкальном номере ее дублирует Моди Эдвардс.



Сомневаюсь, что эта мелодия звучала так же красиво в исполнении нищих уличных музыкантов, тем не менее, можно понять, чем она зацепила маленького Чаплина. У меня она крутится в голове уже месяц

@темы: Видео, Музыка, Цитаты, Это интересно, Ранние годы, City Lights, Oona O'Neill Chaplin

---

"Малышу" Чаплина исполняется 100 лет!

Сегодня у нас с вами особая дата. Сегодня 21-й день 21-го года 21-го века и столетняя годовщина со дня премьеры первого полнометражного фильма Чаплина! Это к-к-комбо, я считаю!

Мировая премьера "Малыша" состоялась сто лет назад 21 января 1921 года в Карнеги-холле в Нью-Йорке по предварительной подписке в рамках благотворительного показа для Детского фонда Национального совета кинокритиков США.

«Вот уже какое-то время я хотел сделать то, что для меня, по крайней мере, было бы серьезной картиной - картиной с иронией, скрывающейся за нелепыми и комичными происшествиями; картиной, вызывающей сострадание в своих смехотворных аспектах; с чувством сатиры, заложенной в основе самого широкого шутовства. Я полагаю, что сумел достичь этого в "Малыше". В этой картине столько же смешных моментов, сколько в любой из моих комедий, но в ней есть кое-что еще.»

- Чарли Чаплин
Журнал Vanity Fair, январь 1921 года*.

Большие постеры в блоге >>>

_____________
*Источник: официальная рассылка.

@темы: Цитаты, The Kid, Jackie Coogan, First National

---

С Днем рождения, Чарли Чаплин!

«Как ни парадоксально, но в процессе создания комедии стимулом для иронии служит трагедия; вероятно, потому, что смех — это вызов судьбе: мы должны смеяться в лицо своей беспомощности перед силами природы — или сойти с ума.».*

— Чарльз Спенсер Чаплин (16 апреля 1889 — 25 декабря 1977)

Не забывайте улыбаться!

_____________
*Chaplin C. My Autobiography. London : Penguin Books, 2003. P. 299.

@темы: Цитаты, СДР!, Paulette Goddard, Modern Times

---

Еще немного о Хетти Келли

*Предыдущий пост о Хетти Келли можно найти тут.
---

Пришло время давно обещанного поста о Хетти Келли, в котором я посулила дать ответ на вопрос, в каком же из фильмов Чаплин воплотил образ Хетти и как именно.

Для этого нам необходимо будет переместиться в 1932 год, когда Чаплин впервые рассказал подробную историю знакомства с Хетти Келли в своих путевых заметках A Comedian Sees the World («Мир глазами комика»), написанных по горячим следам его кругосветного путешествия. Эта версия немного отличается от той, что была позднее представлена в автобиографии, но именно в этих маленьких деталях и кроется разгадка.

Но прежде, чем мы перейдем к отрывку из «Мира глазами комика», я подумала, что вам, возможно, будет интересно сравнить обе версии, и чтобы далеко не ходить (или просто растянуть удовольствие ), а также по той причине, что мне хочется собрать по максимуму то, что Чаплин писал о Хетти или для Хетти, в одном посте, для начала я приведу здесь отрывки из его автобиографии, в которых рассказывается история этих отношений. Если вы хотите сразу приступить к поиску отгадки, смотрите второе море.

Отрывки из автобиографии + письмо Чарли к Хетти

В шестнадцать лет свое представление о романтической любви я почерпнул из театральной афиши, изображавшей девушку, которая стояла на скале, а ветер играл ее длинными волосами. Я воображал, как играю с ней в гольф (игра, которую я терпеть не могу), как брожу с ней по росистым холмам, упиваясь трепетным чувством и красотой природы. Но это была чистая романтика, а юношеская любовь — это совсем другое, — она почти всегда следует шаблону. Взгляд, два-три слова (обычно удивительно глупых), и в несколько минут жизнь становится иной — природа вдруг проникается к нам благоволением и открывает неведомые доселе радости. Именно так и случилось со мной.

Мне почти исполнилось девятнадцать, я был актером труппы Карно, уже пользовавшимся успехом, и все-таки в моей жизни чего-то не хватало. Наступила и прошла весна, на меня уже надвигалось томительное, пустое лето. Повседневная жизнь мне приелась, все вокруг вызывало уныние. Будущее представлялось сплошными буднями среди скучных, неинтересных людей. Мне уже было мало просто работать, чтобы зарабатывать. Это было лакейское существование, лишенное какой бы то ни было прелести. Меня томили неудовлетворенность и тоска, и по воскресеньям я в одиночестве бродил по лондонским паркам и слушал музыку. Меня тяготило и общество других людей и свое собственное. И, конечно, случилось неизбежное: я влюбился.

Мы играли в «Стритхем Импайр». В то время мы в один вечер давали представления в двух-трех мюзик-холлах, и у нашей труппы был даже собственный омнибус, чтобы мы могли успеть вовремя к началу наших номеров. Мы начинали со «Стритхема», с тем чтобы потом поспеть в «Кентербери мюзик-холл», а затем в «Тиволи». Таким образом, мы начинали работать засветло. Стояла невыносимая жара, и зал «Стритхема» почти пустовал, что, понятно, тоже не разгоняло моей тоски.

Перед нами выступали «Янки Дуддлс гёрлс» Берта Кутса — танцевальный ансамбль, исполнявший и песенки. Он мало меня интересовал. Но во второй вечер, когда я, равнодушный и безразличный ко всему на свете, стоял за кулисами, какая-то танцовщица вдруг споткнулась, а остальные начали хихикать. И одна из них, оглянувшись, встретилась со мной взглядом, словно спрашивала, смеюсь ли я. Меня сразу покорили искрившиеся лукавством огромные карие глаза стройной, как лань, девушки, с изящным овалом лица и очаровательно пухлыми губками, обнажавшими в улыбке чудесные зубы. Эффект был потрясающим и мгновенным. За кулисами она попросила меня подержать зеркальце, пока поправит волосы, и это дало мне возможность рассмотреть ее поближе. Это было начало. В среду я спросил, не могу ли я с ней встретиться в воскресенье. Она рассмеялась:

— Я даже не знаю, как вы выглядите без этого красного носа!

Я играл тогда пьяницу в «Молчаливых пташках», во фраке с белым галстуком.

— Право же, мой собственный нос не такой уж красный, да и сам я не так дряхл, как выгляжу, — заверил я ее. — А чтобы это доказать, я вам завтра принесу свою фотографию.

И я принес ей портрет печального юнца в черном галстуке, по моему мнению, весьма мне льстивший.

— Да вы еще совсем молодой, — искренне удивилась она. — Я думала, вы гораздо старше.

— Сколько же лет вы мне давали?

— По крайней мере, тридцать.

Я улыбнулся:

— Мне скоро исполнится девятнадцать.

По будням мы репетировали, и я никак не мог назначить ей свидание, но она обещала, что будет ждать меня в воскресенье в четыре часа у Кеннингтон-гэйт.

Был чудесный солнечный день. На мне был темный костюм, элегантно облегавший талию, темный галстук, и я небрежно помахивал черной эбеновой тростью. До четырех часов оставалось только десять минут, я с волнением вглядывался в каждую женщину, выходившую из трамвая. Тут я сообразил, что ни разу не видел ее без грима, и вдруг вообще забыл, как она выглядит. Как я ни старался, я не мог вспомнить ее лица. Ужас охватил меня. Может, ее красота всего лишь подделка?! Иллюзия?! Стоило выйти некрасивой девушке из трамвая, и я погружался в бездну отчаяния. Неужели мне предстоит разочарование? Неужели меня обмануло собственное воображение или театральный грим?

Без трех минут четыре какая-то девушка сошла с трамвая и направилась прямо ко мне. У меня упало сердце — нет, это далеко не красавица. Одна мысль о том, что мне придется провести с ней весь вечер, да еще прикидываться, будто это доставляет мне неизъяснимое удовольствие, приводила меня в ужас. Однако я приподнял шляпу и радостно улыбнулся. Испепелив меня возмущенным взглядом, незнакомка прошла мимо. Слава богу, это была не она.

Затем в одну минуту пятого из трамвая выпрыгнула молоденькая девушка, подошла ко мне и остановилась. Она была без грима и казалась еще прелестней в простенькой матросской шапочке, синей матросской курточке с блестящими медными пуговицами, в карманы которой она глубоко засунула руки,

— Ну вот и я! — сказала она.

Я вдруг так растерялся, что лишился дара речи. От смущения я не знал, что сказать и что сделать.

— Давайте возьмем такси, — хрипло сказал я, оглядываясь по сторонам. Но потом я все-таки повернулся к ней.

— Куда бы вы хотели поехать?

Она пожала плечиками.

— Мне все равно.

— Тогда давайте поедем обедать в Вест-энд.

— Я уже обедала, — невозмутимо сказала она.

— Мы это обсудим в такси, — возразил я.

Мое лихорадочное волнение, должно быть, смутило ее.

В такси я без конца повторял:

— Я знаю, что еще пожалею об этих минутах — вы слишком прекрасны!

Я пытался быть остроумным и веселым, но у меня ничего не получалось. Я взял в банке три фунта и собирался повезти ее в «Трокадеро», где в атмосфере музыки и плюшевой элегантности мог бы предстать перед ней в самом романтическом свете. Мне хотелось ее поразить. Однако она сохраняла полнейшую невозмутимость, а мои тирады просто ставили ее в тупик, особенно когда я назвал ее своей Немезидой, — это слово я узнал незадолго перед нашим знакомством.

Она не догадывалась, как много для меня значила. Физическое влечение не играло тут почти никакой роли — мне было важно ее присутствие. Изящество и красота были редкими гостьями в жизни такого человека, как я.

В «Трокадеро» я пытался уговорить ее пообедать, но безуспешно. Она согласилась только съесть бутерброд, чтобы составить мне компанию. Мы занимали отдельный столик в очень дорогом ресторане, и я счел своим долгом заказать изысканный обед, хотя мне вовсе не хотелось есть. Этот обед был тяжким испытанием. Я не знал, что какой вилкой полагается есть. Но все-таки я с грехом пополам одолел обед и даже держался со светской непринужденностью, а после еды ухитрился небрежно сполоснуть пальцы в поданной для этой цели мисочке. Однако я уверен, что, выйдя из ресторана, мы оба вздохнули с облегчением.

После «Трокадеро» она решила вернуться домой. Я предложил отвезти ее в такси, но она предпочла пойти пешком. Это мне было только на руку: она жила далеко, в Кэмберуэлле, и, таким образом, я мог дольше оставаться в ее обществе.

Теперь, когда я немного опомнился, она стала держаться со мной свободнее. Мы шли по набережной Темзы, и Хетти весело рассказывала мне о своих подружках и о всяких пустяках. Но я почти не слышал, что она говорила. Я испытывал невыразимое блаженство, и мне казалось, что мы гуляем в раю.

Расставшись с ней, я, все еще во власти этого вечера, вернулся на набережную и раздал остатки своих трех фунтов спавшим на набережной бродягам — меня переполняли радость и любовь к ближнему.

Мы условились с Хетти встретиться на другой же день в семь утра — в восемь у нее была репетиция, где-то на Шефтсбери-авеню. От ее дома до станции метро Вестминстер-бридж-роуд было примерно мили полторы, и, хотя я поздно возвращался с работы и никогда не ложился раньше двух часов, я вскакивал на рассвете, чтобы встретиться с ней.

Кэмберуэлл-роуд казалась мне теперь волшебной улицей, потому что там жила Хетти Келли. Эти утренние прогулки, когда мы, держась за руки, шли до станции метро, были блаженством, к которому примешивалось какое-то неясное и страстное томление. Убогая, унылая Кэмберуэлл-роуд, которую я раньше всегда обходил стороной, обрела теперь особую притягательную силу, потому что там в утреннем тумане вдруг вырисовывалась тонкая фигурка Хетти, идущей мне навстречу. Я не помнил, что она говорила во время этих прогулок. Я был слишком захвачен мыслью, что нас свела таинственная сила и что наш союз уже предопределен судьбой.

Я провожал ее так три раза — три коротких утра, после которых сутки переставали существовать до следующего утра. Но на четвертый день она вдруг резко переменилась ко мне. Она поздоровалась со мной холодно и не взяла меня за руку. Я упрекнул ее и, шутя, обвинил в том, что она меня не любит.

— Вы требуете слишком многого, — сказала она. — В конце концов, мне только пятнадцать лет, и вы на четыре года старше меня.

Я никак не мог понять, что кроется за этой фразой. Одно было ясно: она вдруг отдалилась от меня. Она шла, глядя прямо перед собой и засунув руки в карманы, как школьница.

— Другими словами, вы в самом деле меня не любите, — повторил я.

— Не знаю, — ответила она.

Я был ошеломлен.

— Если не знаете, значит, не любите.

Она промолчала.

— Вот видите, каким пророком я оказался, — продолжал я шутливым тоном. — Я же говорил, что еще пожалею о том, что мы встретились.

Я пытался разгадать, что происходит у нее в душе, узнать, как она ко мне относится, но на все мои вопросы она продолжала отвечать «не знаю».

— А вы согласились бы выйти за меня замуж? — вдруг спросил я.

— Я еще слишком молода.

— Ну а если бы вам все-таки пришлось выйти замуж, вы бы выбрали меня или кого-нибудь другого?

Но она все так же уклончиво повторяла:

— Не знаю... вы мне нравитесь, но...

— ...но вы меня не любите, — заключил я, и сердце у меня упало.

Она ничего не сказала. Небо было затянуто тучами, улица казалась серой и тоскливой.

— Беда в том, что я вовремя не остановился, — сказал я хрипло. Мы подошли к входу в метро. — Нам надо расстаться и больше никогда не видеться, — добавил я, желая узнать, какое впечатление произведут на нее мои слова.

Она нахмурилась. Я взял ее руку и нежно погладил.

— Прощайте, так будет лучше. Ваша власть надо мной уже и сейчас слишком велика.

— Прощайте, — ответила она. — Мне очень жаль.

То, что она сочла нужным извиниться, доконало меня. Она вошла в метро, и меня охватило ощущение невыносимой пустоты.

Что я наделал? Может быть, я слишком поторопился? Какое право я имел задавать ей подобные вопросы? Я вел себя, как самодовольный идиот, и добился того, что теперь не смогу ее видеть, если не захочу поставить себя в смешное положение. Что же мне остается? Страдать и больше ничего! Если бы я мог не чувствовать этой муки и не просыпаться до тех пор, пока снова не увижу ее! Нет, любой ценой я должен избегать встречи с ней, пока она сама не захочет меня увидеть. Может быть, я был слишком серьезен, слишком настойчив? В следующий раз, когда мы увидимся, я буду шутлив и спокоен. Но захочет ли она встретиться со мной? Конечно, захочет! Ведь что-то я для нее значу!

На следующее утро я не смог удержаться и пошел на Кэмберуэлл-роуд. Хетти я не встретил, зато встретил ее мать.

— Как вы поступили с Хетти! — сказала она. — Она пришла домой в слезах и сказала, что вы больше не хотите ее видеть.

Я пожал плечами и иронически улыбнулся.

— А как она поступила со мной?

И тут же я, запинаясь, спросил, не могу ли я ее все-таки повидать.

Она покачала головой.

— Пожалуй, не стоит.

Я спросил, не выпьет ли она со мной чего-нибудь, и мы зашли в пивную, чтобы там поговорить. Я умолял ее позволить мне повидаться с Хетти, и в конце концов она согласилась.

Мы подошли к их дому, и Хетти открыла нам дверь. Увидев меня, она удивилась и нахмурилась. Она только что вымыла лицо мылом «Солнечный свет» и благоухала свежестью. Она не пригласила меня войти, и ее большие карие глаза смотрели холодно и равнодушно. Я потерял всякую надежду.

— Ну что ж, — сказал я, стараясь говорить шутливо. — Я пришел еще раз проститься.

Она ничего не ответила, но я понял, что ей хочется поскорей отделаться от меня.

Я протянул руку и улыбнулся.

— Итак, прощайте еще раз!

— Прощайте, — ответила она холодно.

Я повернулся и услышал, что дверь тихонько закрылась.

Хотя мы встретились с Хетти всего пять раз и, кроме первого раза, мы проводили вместе не больше двадцати минут, это короткое знакомство надолго оставило след в моей душе. [1]

<...>

Я не виделся с Хетти больше года. В глубоком унынии и очень ослабевший после болезни, я как-то вспомнил о ней и однажды поздним вечером пошел побродить в направлении ее дома, в Кэмберуэлл. Но дом пустовал и на двери висела табличка: «Сдается».

Без всякой цели я продолжал бродить по этим улочкам, как вдруг из темноты показалась фигурка — она переходила через улицу и направлялась ко мне:

— Чарли! Что вы тут делаете?

Это была Хетти — в черной котиковой шубке и круглой котиковой шапочке.

— Да вот пришел повидать вас, — сказал я шутя.

Она улыбнулась.

— Какой вы стали худой.

Я рассказал ей, что едва оправился после гриппа. Хетти недавно исполнилось семнадцать, она была очень хороша и прелестно одета.

— А позвольте спросить, что вы-то так поздно здесь делаете?

— Я была в гостях у подруги, а сейчас иду к брату. Может быть, и вы пойдете со мной?

По пути она мне рассказала, что ее сестра вышла замуж за американца-миллионера, Фрэнка Гулда, живут они теперь в Ницце, и завтра утром она уезжает к ним.

В этот вечер я стоял и смотрел, как она кокетливо танцует с братом. Она вела себя глупо, как красивая, но бездушная женщина, и вдруг, совершенно неожиданно для себя, я почувствовал, что мой пыл охладевает. Неужели она так же банальна, как и все другие девушки? От этой мысли мне стало грустно, но я мог уже вполне беспристрастно смотреть на нее.

Она очень развилась за этот год. Я видел обрисовывавшуюся под платьем грудь и думал, что она у нее слишком мала и не так уж пленительна. Хотел бы я на ней жениться, если бы мог себе это позволить? Нет, я ни на ком не хотел жениться.

И когда в эту холодную, звездную ночь я провожал ее домой, должно быть, я с такой же печальной объективностью говорил, что ее, наверно, ждет замечательная и счастливая жизнь.

— В ваших словах звучит такая тоска, что я готова заплакать, — сказала она.

Я возвращался домой торжествуя, — я тронул ее своей грустью, заставил почувствовать во мне человека. [2]

<...>

По дороге в отель Сидней рассказал мне, что заключил от моего имени договор с «Мьючуэл филм корпорейшн» на шестьсот семьдесят тысяч долларов, которые они должны мне выплачивать по десять тысяч в неделю. Кроме того, при подписании контракта, как только меня обследуют страховые врачи, я получу еще чек на сто пятьдесят тысяч долларов. За ужином Сидней должен был встретиться с адвокатом, который вполне мог задержать его до ночи; поэтому он довез меня до отеля «Плаза», где снял мне номер, и оставил, обещая завтра утром повидаться со мной. И «вот я один», как сказал Гамлет.

В этот вечер я долго гулял по улицам Нью-Йорка, заглядывая в витрины магазинов, и подолгу, без всякой цели, стоял на перекрестках. Что со мной происходит? Казалось бы, я достиг апогея славы. И вот я, шикарно одетый молодой человек, стою на перекрестке, а пойти мне некуда. Как знакомятся с интересными людьми? Все меня знают, а я никого не знаю. Я заглянул к себе в душу, и мне стало жаль себя — меня охватила грусть. Я вспомнил, как однажды кистоуновский комик, достигший большого успеха, сказал мне: «Ну что ж, Чарли, теперь, когда мы его добились, скажи, чего все это стоит?» «А чего мы добились?» — в свою очередь спросил я.

Я вспомнил совет Ната Гудвина: «Держитесь подальше от Бродвея». Для меня Бродвей пока еще был пустыней. Я подумал о старых друзьях, которых теперь мне, овеянному славой, хотелось бы повидать. А есть ли у меня такие друзья в Нью-Йорке, или в Лондоне, или где бы то ни было? Мне нужны были особые собеседники, может быть, такие, как Хетти Келли. С тех пор как я стал работать в кино, я потерял ее из виду, а было бы забавно узнать, что она теперь обо мне думает.

Хетти жила в Нью-Йорке у своей сестры, миссис Фрэнк Гулд. Я пошел пешком по Пятой авеню, ее сестра жила в доме 834. Я остановился перед их дверью — у меня не хватило мужества позвонить. Но ведь Хетти могла выйти, и мы могли бы случайно встретиться с ней. Я прождал с полчаса, прогуливаясь взад и вперед, однако за это время никто не вышел и не вошел в этот дом. [3]

<...>

...Я не отдавал себе отчета, до какой степени я устал. К тому же в последние два месяца мною вдруг овладело страстное желание посетить Лондон — я просто мечтал об этом, и письмо Уэллса лишь подлило масла в огонь. А тут еще после десяти лет молчания я получил письмо от Хетти Келли. «Помните ли вы еще маленькую глупую девочку?!..» — писала она. Она была теперь замужем, жила на Портмен-скуэр и приглашала навестить ее, если я когда-нибудь буду в Лондоне. Письмо было без интонаций, и оно не могло возродить никаких чувств. В конце концов за эти десять лет я несколько раз успевал влюбиться и разлюбить, и все-таки мне, конечно, хотелось посмотреть на Хетти. Я попросил Тома упаковать мои вещи, а Ривса — закрыть студию и дать всем отпуск. Я решил ехать в Англию. [4][5]

Сделаем здесь небольшое лирическое отступление. Несмотря на то, что, как мы увидим, в обеих версиях происходящего Чаплин говорит о содержании письма как о холодном и неживом, его собственный ответ Хетти, сохранившийся в виде копии письма, сделанной через копирку, и датированный 18 июля 1918 года, полон восторга и энтузиазма:

«Дорогая Хетти! В жизни, как в кино, всегда происходит то, чего меньше всего ждешь. Можешь представить себе, какую нежданную радость я испытал, обнаружив в утренней почте твое письмо. Сперва я увидел конверт, и сердце мое забилось быстрее, потом я узнал знакомую букву «Е», которую не видел столько лет. «Хетти!» — мелькнуло в моем сознании. Я быстро вскрыл конверт, и — о чудо! — письмо действительно от тебя. Через столько лет получить весточку от тебя! Я был ошеломлен, хотя втайне и надеялся, что когда-нибудь ты мне напишешь — ведь столько интересного произошло в нашей жизни и, в конце концов, всегда приятно получить весточку от старого друга.
Что ж, Хетти, ты ни капельки не изменилась. Каждая страница письма дышит тобой, и только тобой. Конечно, среда и люди могли изменить твои взгляды на жизнь, и тем не менее ты смогла сохранить свое обаяние, а это, по-моему, и есть самое ценное в человеке. Ты спрашиваешь, как мои дела. Так вот — здоровье мое безупречно; что же касается остального, то у меня есть все, о чем только можно мечтать в двадцать девять лет. Я по-прежнему холост, хотя и не по своей вине. Выражаясь философски, мое окружение привило мне — как и тебе — вполне определенные взгляды на жизнь. Наверно, я достиг того возраста, которому присущ пессимизм, но надежда еще не потеряна, ибо я обладаю одним бесценным качеством — я люблю жизнь и радуюсь ей. [6]
Ты помнишь, Хетти, я как-то сказал тебе, что деньги и успех — не главное в жизни. Тогда у меня не было ни того, ни другого, просто мне так казалось. Теперь, добившись и того, и другого, я понял, что в стремлении к счастью нужно руководствоваться лишь своим сердцем и заботой о благе других.
Но довольно философствовать. Как твои дела? Искренне надеюсь, что ты уже совсем оправилась от болезни и чувствуешь себя прекрасно. Ты должна больше заботиться о себе. Не забудь передать от меня привет Сонни и Эди. Что же касается тебя, я буду с нетерпением ждать твоего письма, так что, пожалуйста, напиши, дай мне знать, что ты поправилась и снова улыбаешься.
Всегда твой Чарли». [7]

К сожалению, сообщить о том, что она поправилась, Хетти не смогла. По предположению Дэвида Робинсона, она могла даже не успеть получить письмо от Чарли, поскольку в последний год войны трансатлантическая почта шла с большой задержкой. В октябре 1918 года Хетти снова заболела, а 4 ноября 1918 года скончалась. Чаплин узнал об этом лишь во время своего визита в Лондон в 1921 году.

Последний небольшой кусочек автобиографии завершает эту историю на печальной ноте:

...Мэр Саутгэмптона приветствовал меня в доках, после чего я поспешил на поезд. Наконец я подъезжаю к Лондону! В моем купе оказался Артур Келли, брат Хетти. Я вспоминаю, как пытался поддержать разговор с Артуром, а сам все время поглядывал в окно на расстилавшиеся передо мной зеленые пастбища Англии. Я рассказал Артуру, что получил письмо от его сестры с приглашением пообедать у нее дома, на Портмен-скуэр.

Артур как-то странно посмотрел на меня — он был в смущении. «А ведь Хетти умерла», — сказал он.

Я был потрясен, но в ту минуту не смог по-настоящему осознать всю трагедию ее смерти — слишком много волнующих событий заполняли мою душу. И все-таки я почувствовал себя в чем-то обездоленным: Хетти была единственным человеком из моего прошлого, кого мне хотелось бы снова увидеть, особенно в этих фантастических обстоятельствах. [8]

Отрывок из A Comedian Sees the World

А вот теперь можно, наконец, перейти к тому самому интригующему отрывку из A Comedian Sees the World. Должна сказать, что честь данной находки принадлежит доктору Лизе Стайн Хэйвен, которая написала комментарии и вступительную статью к этому изданию. Я прочитала сначала статью, а уже потом саму книгу, поэтому не знаю, обратила ли бы я сама внимание на этот момент и вспомнила ли бы нужный эпизод... Так или иначе, я не хочу лишать вас возможности самим угадать, о чем идет речь, поэтому привожу сперва отрывок, а потом комментарий.

Вы, наверное, уже думаете: «Хватит нагнетать, ближе к делу!» Вы правы, черт возьми! Поехали.

...Моя первая поездка в Англию оказалась разочарованием. Я говорю не о приеме. Напротив. Друзья и все остальные приняли меня очень тепло. Причина разочарования крылась в другом, и сейчас я поясню, в чем именно.

Для этого мне придется немного отступить от курса моего повествования и мысленно вернуться назад, к духовно изголодавшемуся юнцу девятнадцати лет, с трудом зарабатывающему на жизнь ремеслом артиста водевильных скетчей, как мы себя называли. В те дни меня снедало одиночество. Мое окружение было ограниченным. Среда, в которой я находился, не могла утолить моих чаяний. То были унылые дни, не озаренные ни ореолом романтики, ни красотой, пока в один прекрасный августовский вечер всё не изменилось.

Мы играли в провинциальном театре. Я стоял за кулисами, ожидая своего выхода, а на сцене выступали девушки из танцевальной труппы. Одна из них на мгновение сбилась, что вызвало улыбку у остальных — особенно у одной, брюнетки с огромными смеющимися карими глазами.

Она обернулась за кулисы и поймала мой взгляд. Никогда раньше я не встречал подобной красоты. Она меня заворожила. Девушка заметила мое восхищение, и ее улыбка сделалась смущенной.

Тем не менее, когда она ушла со сцены, чтобы переодеться, она попросила меня подержать ее шаль. От нее исходил запах лаванды. С тех пор я полюбил этот аромат.

Когда их представление закончилось, девушка зашла за шалью.

— Спасибо, — сказала она, и мы улыбнулись друг другу, однако в этот момент нас прервал менеджер труппы.

— Идемте, девушки, мы опаздываем, — у них было выступление еще в одном театре. Она повернулась, чтобы собрать вещи.

— Позвольте вам помочь! — воскликнул я, подавая ей косметичку и открывая перед ней дверь.

— Увидимся завтра вечером, — тепло улыбнулась она.

Я смог лишь кивнуть, не смея заговорить. Выходя на улицу, она обернулась через плечо и застенчиво произнесла:

— Не забудьте.

— Не забуду, — пообещал я.

Это было началом. Каждый вечер мы проводили вместе несколько мгновений. Мы ни разу не виделись днем, поскольку оба были заняты репетициями, поэтому договорились встретиться у Кеннингтон-гэйт в воскресенье в четыре часа дня.

По такому случаю я оделся с иголочки: двубортный приталенный пиджак, котелок, трость и перчатки. Я нетерпеливо позвякивал тридцатью шиллингами в кармане.

Это было типичное воскресенье. Безлюдные улицы были покрыты использованными трамвайными билетиками, ветер бесцельно гонял по дороге какую-то листовку. Было без четырех минут четыре. Я гадал, как выглядит Хетти без сценического грима. Почему-то я никак не мог представить ее черты. Чем больше я пытался, тем более размытыми они становились. Возможно, она была не так уж и красива в обычной жизни.

Наконец я увидел, как ко мне приближается девушка, чья внешность подходила под ее описание. Когда она подошла ближе, сердце мое упало. В ней не было ни следа той красоты, что я успел вообразить себе. Я был подавлен. Однако я взял себя в руки. Нужно казаться восторженным, подумал я. Было бы жестоко показать ей свое разочарование.

Девушка была уже совсем рядом. Она смотрела прямо в мою сторону. Я приготовился улыбнуться, но тут она отвернулась и прошла мимо. Это была не она! Хвала небесам, это была не она! Я облегченно выдохнул. Неизвестность становилась невыносимой. Была одна минута пятого.

Подъехал трамвай, из которого начали выходить пассажиры. Наконец, на землю спустилась стройная девушка, опрятно одетая в голубое и излучавшая вокруг себя красоту. Она подошла ко мне, и я сразу же ее узнал. Это была Хетти, еще более прелестная, чем мне грезилось. Каким чудесным оказался этот день!

Тем вечером, проводив ее домой, я прогуливался по набережной Темзы. Меня распирали эмоции. Мое счастье требовало выхода. Меня тянуло сделать какой-нибудь безумный жест. В моем кармане оставалось девятнадцать шиллингов. Я выстроил толпу бездомных возле ближайшей кофейни и начал выдавать им чай с сэндвичами, пока мои средства не иссякли. Такова была реакция влюбленного юноши.

Развязка была неизбежной. В конце концов, для нее это была всего лишь детская увлеченность, но для меня это стало началом духовного развития, первым прикосновением к красоте. Полагаю, ее начало тяготить мое неослабное внимание, поскольку она быстро устала от него, и мы расстались.

Я переживал юношескую трагедию неразделенной любви. Позднее она уехала с труппой на материк, и я потерял ее из виду на два года, однако следующая наша встреча произошла при весьма любопытных обстоятельствах.

Я переходил Пикадилли, когда взвизг автомобильных тормозов заставил меня развернуться в сторону резко остановившегося черного лимузина. Маленькая рука в перчатке помахала мне из окна. Должно быть, это какая-то ошибка, решил я, и тут голос из машины, развеяв все сомнения, позвал: «Чарли!»

Когда я подошел, дверь машины открылась, и я увидел Хетти, жестом приглашавшую меня присоединиться к ней. Она оставила труппу и теперь жила на материке вместе со своей сестрой. Ах да, ее сестра вышла замуж за американского мультимиллионера. Все это она поведала мне по дороге.

— А теперь расскажи что-нибудь о себе, — попросила она, с теплотой глядя на меня.

— Нечего особо рассказывать, — отвечал я. — Я все еще тяну лямку той же старой рутины — пытаюсь быть смешным. Хочу попытать удачу в Америке.

— Тогда увидимся там, — вставила она.

— О да, я поручу своему секретарю организовать нашу встречу, — пошутил я.

— Я серьезно, — настаивала она. — Знаешь, я ведь много думала о тебе все это время.

Я вновь почувствовал себя окрыленным, и все же в глубине души я знал, что теперь всё стало еще безнадежнее, чем раньше.

Тот вечер мы провели в гостях у ее брата и матери; на следующий день Хетти уезжала в Париж. Мы попрощались, и она обещала писать. Однако после одного письма наша переписка оборвалась. Потом я уехал в Америку.

Вскоре после этого я прочитал, что она прибыла туда вместе с сестрой. Мысль о встрече с ней теперь смущала меня. Ее состоятельное положение лишь усиливало мой комплекс неполноценности. Тем не менее, я часто прогуливался возле дома на Пятой авеню, где она жила, в надежде случайно встретиться с ней, но из этого ничего не вышло. В конце концов, я оставил надежду когда-нибудь увидеть ее снова.

Затем началось мое путешествие в мир кинематографа — внезапный взлет моей популярности.

Я приехал в Нью-Йорк, чтобы подписать контракт на миллион долларов. [9] Вот мой шанс встретиться с ней, думал я, но почему-то у меня не получалось сделать это нормально. Я не мог зайти к ней домой или отправить ей письмо. Я слишком застенчив. Однако я задержался в Нью-Йорке в надежде как-нибудь случайно встретить ее.

В одной Нью-Йоркской газете был заголовок: «Чаплин Скрывается — Неуловимый». Ничего подобного. Если бы они заметили такси, ожидающее на противоположной стороне конкретного дома на Пятой Авеню, они бы обнаружили обвиняемого.

Наконец, я наткнулся на ее брата. Я пригласил его на ужин. Он был прекрасно осведомлен о моей привязанности к его сестре и немного стеснялся обсуждать ее. Поэтому за ужином мы говорили о моих делах.

В конце концов я перевел разговор на интересующую меня тему.

— К слову, как поживает твоя сестра?

— О, у нее все в порядке. Конечно, тебе известно, что она вышла замуж и живет в Англии.

Я немедленно решил покинуть Нью-Йорк и все эти глупости и вернуться к работе.

Весь последующий год я время от времени бегло просматривал свою корреспонденцию на случай, если вдруг увижу знакомое «е», которое было отличительной чертой ее почерка. И вот я получил письмо.

Я сразу его узнал. Я нетерпеливо вскрыл конверт. Письмо было подписано «Миссис ...», а в скобках — «Хетти».

Оно начиналось со слов: «Помнишь ли ты меня спустя столько лет? Я часто думала о тебе, но так и не решилась написать».

Какая ирония! Она так и не решилась написать!

В заключение она предлагала: «Если когда-нибудь еще будешь в Лондоне, загляни ко мне на огонек».

Содержание письма казалось холодным и сдержанным. Но я сразу начал собираться в Лондон. Как чудесно было бы вновь увидеть ее — не страдая при этом от ущербности моей юности. Это стало бы интеллектуальным приключением.

Что бы ни случилось, думал я, я не буду разочарован. Я слишком философски настроен для этого.

У меня оставалось еще несколько недель, чтобы закончить свою картину, но наконец все дела были улажены: я ехал в Англию.

Корабль прибыл в Саутгемптон, где меня поджидал невероятный прием. Меня встречал мэр. Сотни телеграмм и радиограмм спешили пригласить меня на званые обеды и ужины. Возбуждение переливалось через край.

Брат Хетти встречал меня на причале. Быть может, Хетти с ним, подумал я. Мы тепло поприветствовали друг друга. Но ее не было! Дав интервью прессе и пробившись сквозь восторженную толпу возле поезда, мы, наконец, отправились в Лондон.

Сонни, брат Хетти, сидел в вагоне рядом со мной и рассказывал мне, как возбужденно гудит Лондон и какой радушный прием ожидает меня там. Я вежливо слушал его, однако меня занимали иные мысли... Я трепетал от предвкушения скорой встречи с Хетти. Что она скажет, как поступит? Я намеревался вести себя обезоруживающе просто и непринужденно. Когда ты преуспел в жизни, можно позволить себе быть собой.

Мы с Сонни были одни в вагоне. Он вел себя немного странно, но я не сразу это заметил. Он по-прежнему избегал любого упоминания о Хетти. Но затем в разговоре образовалась пауза. Некоторое время я смотрел в окно, наблюдая за проносящимися мимо зелеными полями, а затем, наконец, отважился спросить:

— А твоя сестра Хетти в городе?

— Хетти? — тихо повторил он. — Я думал, ты знаешь. Она умерла три недели назад. [10]

Я был готов к любым разочарованиям, кроме подобного. Мне показалось, будто меня обманом лишили чего-то важного, и мой отпуск вдруг потерял смысл.

До сих пор я жил под влиянием неуловимого идеала, робкой надежды — никогда не облекаемой в слова — но теплящейся где-то в глубине души. Я рассматривал свой успех как букет цветов, который я однажды преподнесу кому-то, но теперь адресат оказался неизвестен.

Так что в этот раз я твердо решил, что не буду разочарован. Опасно слишком сильно зависеть от людей. Они взрослеют и становятся кем-то другим или уходят из нашей жизни... [11]

Отгадка

Итак, теперь мы можем, наконец, ответить на вопрос, в каком же из фильмов Чаплина нашел отражение образ Хетти Келли. Для этого еще раз вернемся к словам «Я переходил Пикадилли...», а затем включим фильм «Мсье Верду» где-то ближе к концу... и мы увидим, что эпизод, описанный еще в 1932 году, фактически дословно перенесен в этот фильм.

Да, в данном конкретном эпизоде Девушка из «Мсье Верду» — это Хетти Келли, внезапно обретшая богатство благодаря удачному замужеству своей сестры. Я думаю, что версия, описанная в «Мире глазами комика», ближе к реальным событиям, поскольку именно она попала в фильм. Мне кажется, Чаплина действительно поразила столь резкая перемена в знакомом человеке, особенно на фоне его собственного не столь завидного положения, и ему хотелось передать этот контраст в одном из своих фильмов. Для «Мсье Верду» эта сцена подошла идеально. Возможно, в своей автобиографии Чаплин намеренно слегка изменил этот эпизод, чтобы скрыть параллель с фильмом. Кто знает.

Вот такой вот маленький интересный факт. Скажу честно, для меня он стал настоящим сюрпризом. Надеюсь, что и вам это открытие пришлось по вкусу

_____________
[1] Чаплин Ч.С. Автобиография // О себе и своем творчестве. М., 1990. Т. 1. С. 81-85.
[2] Там же. С. 91.
[3] Там же. С. 135.
[4] Там же. С. 194.
[5] Чаплин пишет так, словно отправился в Англию сразу же после того, как получил письмо Хетти. Конечно, тут он несколько приукрашивает, ведь письмо пришло в 1918 году, а в Англию он приехал лишь в 1921-м.
[6] Здесь не совсем точный перевод, и в данном случае этот момент мне кажется принципиальным. В оригинале фраза звучит так: «for I have that priceless quality of being curious about life and things which keeps up my enthusiasm», что я бы перевела, скорее, как «ибо я обладаю одним бесценным качеством — во мне живет любопытство к жизни и ее явлениям, которое поддерживает мой энтузиазм».
[7] Робинсон Д. Чарли Чаплин. Жизнь и творчество. М., 1989. С. 230-231.
[8] Чаплин Ч.С. Автобиография. С. 196.
[9] Скорее всего, это был все-таки 1916 год, когда Чаплин приехал в Нью-Йорк подписывать контракт с компанией «Мьючуэл» — как упоминается в его автобиографии.
[10] На самом деле, Хетти умерла в 1918 году — за три года до описываемых событий.
[11] Chaplin C. A Comedian Sees the World. Columbia : University of Missouri Press, 2014. P. 24-28.

@темы: Цитаты, Это интересно, Ранние годы, Hetty Kelly

---

С Днем рождения, Чарли!

«Я всегда считал, что самой здоровой нацией является та, которая умеет смеяться».*

Сегодня исполняется 130 лет со дня рождения Чарльза Спенсера Чаплина.
С годовщиной, Чарли!

(16 апреля 1889 — 25 декабря 1977)
>>>

_____________
*New York Times, Oct. 14, 1940 via Discovering Chaplin**
**К сожалению, в связи с обстоятельствами, блог Discovering Chaplin в настоящее время закрыт, поэтому прямую ссылку дать не могу.

@темы: Фото, Цитаты, СДР!

---

Речь Чаплина при получении Международной премии мира

«Желание мира носит всеобщий характер. Сформулировать требование мира - все равно где, на Востоке или на Западе, - это значит, по-моему, сделать шаг в хорошем направлении.
Я польщен и очень счастлив получить награду. Я не претендую на то, что знаю, как разрешить проблемы, угрожающие миру, но знаю, что нации никогда не разрешат этих проблем в атмосфере ненависти и недоверия и тем более не разрешит их угроза сбросить атомные бомбы. Секрет производства этого ужасного оружия скоро будет известен всем, все нации - малые и большие - будут им владеть.
В нашу эру атомной науки нации должны были бы думать о вещах менее устарелых и более конструктивных, нежели использование насилия для разрешения своих разногласий.
Жалкие усилия, имеющие целью приучить народы к мысли о неизбежности войны с применением водородной бомбы, со всеми ужасами, какие она несет, представляют собой преступление против духа человечности и зародыш общего безумия.
Уничтожим эту тлетворную атмосферу безнадежности, приложим усилия к тому, чтобы взаимно понять друг друга. Вот почему мы должны взять на себя обязательства вернуться к естественному и здоровому в человеке - к духу доброй воли, которая служит основой всякого вдохновения, всякого творчества, всего, что есть в жизни прекрасного и достойного.
Приложим все свои усилия в этом направлении, чтобы достигнуть славной эры, в которой все нации будут процветать».

Веве, 3 июня 1954 г.*

Чаплин демонстрирует полученную Премию мира

Здесь можно получше разглядеть сам документ:

И видео. В начале там можно увидеть детей Чаплина (Джеральдину, Джозефину, Майкла и совсем маленького Юджина) и Уну, затем школу, в которой дети учатся, а потом уже и само вручение премии. Мне нравится галстук Чаплина.



_____________
*Приводится по изданию: Чаплин Ч.С. О себе и своем творчестве. М. : Искусство, 1991. Т. 2. С. 117-118.

@темы: Видео, Цитаты, Geraldine Chaplin, Oona O'Neill Chaplin, Поздние годы, Eugene Chaplin, Josephine Chaplin, Michael Chaplin

---

В этом месяце: Декабрь

Это последняя серия из цикла интересных событий в жизни Чарли Чаплина, происходивших в текущем месяце.

***

В этом месяце: ДЕКАБРЬ

• 1898 год. Юный Чарли становится участником детского танцевального ансамбля Уильяма Джексона "Восемь ланкаширских парней", специализирующегося на клогдансе (кроме того, их выступления включали также вокальные номера). Его отец, Чарльз Чаплин-старший, был знаком с мистером Джексоном и порекомендовал своего сына на освободившееся место в ансамбле. Возможно, Джексон так быстро согласился взять его по той причине, что на тот момент Чарли уже умел танцевать клогданс - их с Сиднеем научила этому мать, и мальчишки быстро смекнули, что могут кое-что заработать, танцуя под звуки уличной шарманки (по крайней мере, такова версия Сиднея Чаплина*). Сид скоро понял, что его хрупкому милому братишке люди бросают монетки с большей охотой и занял по отношению к нему позицию покровителя, зорко следя за тем, чтобы никто не отнял у мальчика честно заработанные деньги - эту роль ему предстояло играть на протяжении всей своей жизни. [1]
Как бы там ни было, возвращаемся к "Восьми ланкаширским парням". Чаплин выступал с ансамблем около двух лет, и это время, несомненно, оказало большое влияние на его формирование как артиста. Во-первых, именно здесь он научился танцевать профессионально, и именно танец ляжет в основу его будущего искусства. Не зря многие (особенно профессиональные танцоры), наблюдая за Чаплином во время съемок или на экране, подмечали, что он в первую очередь - танцор.
Во-вторых, "Восемь ланкаширских парней" стали первым серьезным сценическим опытом Чаплина, его первыми уроками дисциплины, техники и мастерства. В интервью 1912 года, еще играя у Карно, Чаплин вспоминал:

Да, время было нелегкое. Иногда мы просто засыпали на сцене, но Джексон взглянет из-за кулисы, скорчит гримасу, оскалится... - в общем, показывает, чтобы мы приободрились и улыбались. Мы тут же спохватывались, но улыбка постепенно гасла, пока мы снова не увидим, что Джексон смотрит на нас. Мы ведь были мальчишками и еще не овладели искусством брать откуда-то силы, когда их нет.
Но школа была хорошая, нужная, она готовила нас к труднейшей работе, которую выполняешь, пока не начнет благоволить к тебе богиня успеха. [2]

Наконец, еще один важный момент заключается в том, что, гастролируя с "Ланкаширскими парнями", Чаплин имел возможность ближе, чем когда-либо познакомиться с традициями мюзик-холла в пору его подъема: их труппа выступала бок о бок со знаменитыми артистами, и наблюдение за такими мастерами драмы и комедии как Брэнсби Уильямс, Марселин, Дэн Лено и др., несомненно, оказали большое влияние на юного Чаплина, а также с большой долей вероятности послужили вдохновением для рождения образа Бродяги, поскольку образ комика-бродяги в те времена был весьма популярен и использовался многими.
Кроме того, "Восемь ланкаширских парней" как минимум по одному разу выступали в один вечер с труппой компании Уола Пинка и с труппой Фреда Карно - теми самыми знаменитыми труппами, в составе которых Чаплину представится возможность выступать несколько лет спустя. [3]

"Восемь ланкаширских парней". Фотография сделана примерно в мае 1899 года - значит, где-то среди этих мальчиков должен быть и Чарли. Со стопроцентной уверенностью его никому не удалось опознать, однако, скорее всего, это либо второй, либо четвертый мальчик слева. Мне кажется, четвертый похож больше. А вам?
(Фото: Manchester Archives+)

• 1942 год. Кульминация отношений с Джоан Барри: вернувшись в Голливуд из Нью-Йорка, Джоан некоторое время пыталась вновь завладеть вниманием Чаплина, донимая его телефонными звонками, а после того, как ей это не удалось, ночью 23 декабря, разбив два окна, она вломилась в его дом с пистолетом. Согласно ее показаниям на суде, она поднялась к нему в спальню и полтора часа держала его на прицеле, отказываясь отдать ему оружие. В архивах ФБР, однако, хранятся другие ее показания:

Я купила эти пистолеты**, потому что собиралась покончить с собой. Я наконец-то преисполнилась решимости увидеть Чарльза, и я планировала, что, когда попаду туда, убью себя прямо у него на глазах... Он спросил меня, почему я собираюсь покончить с собой, и я сказала ему, что люблю его, но у наших отношений нет перспектив. Он ответил: "Не глупи, я ни с кем больше не встречался, но у меня должны быть и другие 'интересы'". [4]

В принципе, противоречия здесь нет. Где-то я читала (уже не помню где), что сперва Джоан действительно угрожала застрелить Чаплина, но после изменила свое решение и сказала, что он не достоин того, чтобы она его убивала, а лучше она убьет себя в его доме, чтобы доставить ему неприятности. Так или иначе, Чаплину удалось успокоить ее. Джоан осталась на ночь. Своему камердинеру Эдварду Чейни, который слышал, что происходит, Чаплин сказал, что держит ситуацию под контролем. В самый разгар событий домой вернулись его сыновья - Сидней и Чарли-младший. Не желая вовлекать их в эту историю (а возможно, и опасаясь за их безопасность), Чаплин отправил их спать, наказав запереть дверь их комнаты, и рассказал им о случившемся только на следующее утро. Позже Джоан Барри утверждала, что в ту ночь они были близки и что "Чарльз что-то сказал по поводу того, что занятие любовью, когда рядом лежит пистолет, придает отношениям 'огоньку'". После этого она вновь забрала пистолет и удалилась с ним в другую спальню, где она провела ночь, а наутро отдала пистолет Чаплину. Сам Чаплин категорически отрицал, что между ними в ту ночь что-то было (что мне кажется гораздо правдоподобнее: это реальная жизнь, а не кино про Джеймса Бонда). По его версии, он даже запер дверь ванной, разделявшей их спальни. Однако Джоан действительно отдала ему пистолет и покинула его дом на следующее утро, после того как он дал ей денег. [5]

• 1977 год. Последний месяц жизни Чаплина. Это вряд ли можно назвать "интересным событием", однако мне показалось уместным закончить серию именно на этом.
Представленные ниже фотографии считаются последними известными фотографиями Чаплина, сделанными при его жизни. Они датируются примерно октябрем 1977 года.

Уна и Чарльз на прогулке у Женевского озера в Веве

В парке в Веве. Фотографии явно сделаны в разные дни, но которые именно последние - сложно сказать.

Последние две фотографии взяты отсюда (по ссылке их больше).

Жизненный путь Чарльза Спенсера Чаплина завершился в ночь с 24-го на 25-е декабря 1977 года. Он умер во сне в своем доме в Корсье-сюр-Веве, окруженный детьми и внуками - идеальное завершение богатой и насыщенной жизни.

---

*Версия Сида косвенно подтверждается младшим сыном Уильяма Джексона, который много лет спустя вспоминал, что Чарли, когда его только приняли в труппу, "был очень тихим и - если учесть, что он не вырос в Ланкашире, - вполне прилично танцевал" (Робинсон, с. 40).
**Это единственный раз, когда "пистолеты" упоминаются во множественном числе. Во всех остальных версиях этой истории, в т.ч. и по показаниям Джоан на суде, пистолет был один.
---
[1] Stein L.K. Syd Chaplin : a biography. Jefferson, NC : McFarland & Company, Inc., 2011. P. 12.
[2] Цит. по: Робинсон Д. Чарли Чаплин. Жизнь и творчество. Москва : Радуга, 1989. С. 43.
[3] Marriot A.J. CHAPLIN - Stage by Stage. Hitchin : Marriot Publishing, 2005. P. 4-35.
[4] Цит. по: Robinson D. Chaplin. His Life and Art. London : Penguin Books, 2010. P. 559.
[5] Ibid ; Giesler J., Martin P., The Jerry Giesler Story. New York : Simon and Schuster, 1960. P. 187.

@темы: Цитаты, Цветные фотографии, Joan Barry, Ранние годы, Oona O'Neill Chaplin, Syd Chaplin, Поздние годы, В этом месяце

---

В этом месяце: Ноябрь

Продолжение серии постов об интересных событиях в жизни Чарли Чаплина, происходивших в текущем месяце.

***

В этом месяце: НОЯБРЬ

• 1924 год. Женитьба на Лите Грей. Ни одна из свадеб Чаплина не отличалась пышностью или торжественностью (скорее даже наоборот), однако звание самой унылой свадьбы, несомненно, принадлежит его бракосочетанию с Литой Грей.
Вынужденный жениться не по своей воле, Чаплин даже не думал скрывать свое негативное отношение к этой затее, но попытался, по крайней мере, не привлекать внимания прессы (что ему не удалось). Чтобы избавиться от репортеров, брак было решено заключить в Мексике. Чаплин прихватил с собой съемочную группу, которой было поручено изображать, что съемки нового фильма в самом разгаре (в архиве Чаплина хранится около 1600 футов отснятой в Мексике пленки).
Сама Лита описывала свою "свадьбу" так:

Церемония бракосочетания проходила в унылом городке Эмпальме - пригороде Гуаймаса - ранним утром 25 ноября 1924 года. Нам пришлось разбудить единственного в Эмпальме мирового судью - престарелого судью Харо, который не говорил по-английски, чтобы он провел церемонию. Мы поженились прямо в его пыльной тесной приемной. На свадьбе присутствовали Коно, Натан Беркан (адвокат Чарли), моя мама, бабушка, дядя Эдвин, Эдди Мэнсон и Чак Райзнер, который наблюдал за церемонией со слезами на глазах*.
Словами не передать, насколько мрачной была эта свадьба. Чарли превзошел самого себя в попытке организовать самую тоскливую свадьбу из всех возможных. И как будто этого было мало, в день свадьбы меня мучило утреннее недомогание¹.

После свадьбы Чарли со своей командой удалился на рыбалку, ясно обозначив свое отношение к произошедшему событию. В поезде по дороге обратно в Голливуд он произнес свою знаменитую фразу: "Что ж, ребята, это лучше, чем тюрьма, но долго это не продлится". Долго или нет, однако брак продлился почти ровно два года - в ноябре 1926 года Лита собрала вещи, забрала детей и ушла из дома Чаплина. Она была замужем еще три раза, однако последующие браки тоже оказались не слишком удачными и закончились разводом. Впрочем, уже без всяких скандалов.

• 1939 год. Последняя встреча Чаплина и Дугласа Фэрбэнкса. Незадолго до своей смерти Дуг с женой навестили Чаплина на съемках "Великого диктатора". Согласно Дэвиду Робинсону, в тот день снимали сцены с парикмахером в концентрационном лагере, но ради Дугласа Чаплин переоделся в форму Хинкеля и сфотографировался с ним в таком виде.
К тому времени сам Дуглас Фэрбэнкс уже не снимался - звуковое кино положило конец его карьере, да и здоровье его ухудшилось.

Мне показалось, что он сильно постарел, располнел и был чем-то удручен. Впрочем, он оставался все тем же восторженным и неистовым Дугласом. На съемках он шумно хохотал и затем сказал мне: "Не могу дождаться твоего фильма".
Дуг пробыл у меня около часа. Когда он уходил, я долго смотрел ему вслед, смотрел, как он помогает жене подняться по крутому склону, как они удаляясь, шли по дорожке. И мне вдруг стало грустно. Дуг обернулся, я помахал ему рукой, и он помахал мне в ответ. Таким я видел его в последний раз. Месяц спустя мне позвонил Дуглас-младший и сказал, что накануне ночью отец умер от разрыва сердца. Это было ужасным ударом: в нем было так много жизни.
С тех пор мне всегда не хватало Дугласа, не хватало его тепла, его восторженности и обаяния, не хватало его дружеского голоса, который так часто раздавался в телефонной трубке в мои унылые, одинокие воскресные утра.
- Чарли, приходи, вместе позавтракаем, а потом поплаваем, а потом пообедаем и посмотрим какую-нибудь картину? А?
Да, мне очень не хватает его чудесной дружбы².

Чаплин называл Дугласа Фэрбэнкса своим единственным близким другом в Голливуде.

Чарльз Чаплин и Дуглас Фэрбэнкс на съемках "Великого диктатора", ноябрь 1939 г.

С Реджинальдом Гардинером, сыгравшим командора Шульца
Большие фото в блоге >>>

• 1952 год. Уна О'Нил Чаплин возвращается в США для продажи киностудии, перевода всех денежных средств и перевоза архивов и фильмов Чаплина в Европу.
Получив известие об аннулировании визы и запрете на въезд в Соединенные Штаты, Чаплин оказался в очень щекотливом положении, ведь все его состояние, имущество и фильмы находились в США и он боялся, что власти могут конфисковать их под каким-нибудь предлогом - к этому моменту он уже ожидал чего угодно. Поэтому в своем заявлении прессе Чаплин объявил, что обязательно вернется и ответит на все предъявленные ему обвинения, сам же принялся планировать перемещение всего, чем он владел, в Европу. Поскольку самому ему доступ в США был закрыт, заниматься этим пришлось Уне. Она была в отъезде десять дней - с момента их свадьбы это был, наверное, самый долгий срок, на который они расставались.
В своей автобиографии Чаплин писал, что прямо перед самым отъездом, словно предвидя то, что должно было случиться, он успел оформить доверенность для Уны на доступ к сейфу, где хранились почти все его личные активы, хотя самой Уне очень хотелось отложить это дело когда-нибудь на потом. Благодаря тому, что он настоял на своем, Уне удалось спасти их состояние. Побывав дома, она узнала от слуг, что туда уже два раза наведывались агенты ФБР, которые все пытались хоть что-нибудь накопать на Чаплина.
Возможно, вам будет также интересно узнать, что помимо вывоза чаплинских фильмов, Уне также требовалось уничтожить те пленки, которые перевезти не представлялось возможным - неудачные дубли, вырезанные сцены и прочее. Однако человек, которому это было поручено, очевидно, решил эти пленки припрятать. Они были вывезены из Лос-Анджелеса и оказались в одном из бункеров в Фонтане (Калифорния), которые были построены в военное время на случай атаки японцев на США. Впоследствии их выкупил Рэймонд Рохауэр за 14 тысяч долларов, а уже от него они попали к Кевину Браунлоу и Дэвиду Гиллу, которые использовали этот материал в своей передаче "Неизвестный Чаплин"³.

Уна и Артур Келли** в международном аэропорту Нью-Йорка, ноябрь 1952 г.
Фото с eBay.


Бонус: немаловажным в жизни Чаплина я считаю также ноябрь 1913 года - тот месяц, когда Чаплин отыграл свой последний спектакль с труппой Фрэда Карно, а после ушел, чтобы присоединиться к компании Кистоун. Однако об этом я уже писала ранее, поэтому решила не повторяться. Но хотя бы бонусом не могу не упомянуть.

---

*Чарльз "Чак" Райзнер, работавший с Чаплином над его фильмами для First National (и снявшийся в нескольких ролях, включая громилу из "Малыша" и воришку-сокамерника Чарли из "Пилигрима") и над "Золотой лихорадкой", был тем самым человеком, который познакомил с ним Литу Грей. Он жил по соседству с семьей Литы и пригласил ее на пробы, когда Чаплин искал детей для эпизода сна из "Малыша".
**Артур Келли - брат Хетти Келли, первой возлюбленной Чаплина, стал представителем Чаплина в United Artists, а впоследствии занял пост вице-президента в компании.
---
¹Grey Chaplin L., Vance J. Wife of the Life of the Party : a memoir. Lanham, Md. : The Scarecrow Press, Inc., 1998. P. 53-54.
²Чаплин Ч.С. Автобиография // О себе и своем творчестве. М., 1990. Т. 1. С. 284-285.
³См.: Brownlow K. The Search for Charlie Chaplin. London & Yorkshire, UK : UKA Press Publishing, 2010. P. 171-174.

@темы: Цитаты, Douglas Fairbanks, The Great Dictator, Lita Grey, Oona O'Neill Chaplin, Воспоминания о Чаплине, В этом месяце, Reginald Gardiner

---

В этом месяце: Октябрь

Проблемы с техникой благополучно разрешились, поэтому я потихоньку возвращаюсь в строй и спешу принести вам очередную порцию интересных событий в жизни Чарли Чаплина, происходивших в текущем месяце.

***

В этом месяце: ОКТЯБРЬ

• 1918 год... или ровно сто лет назад Чаплин женился на Милдред Харрис. История их знакомства и женитьбы полна противоречий. Принято считать, что причиной скоропалительной свадьбы стала мнимая беременность Милдред, однако оператор Чаплина Ролли Тотеро много лет спустя говорил, что брак не был вынужденным, и, по его версии, немало усилий к тому, чтобы он состоялся, приложила мать Милдред.
Чаплин и Милдред Харрис поженились 23 октября 1918 года в доме местного чиновника, занимающегося регистрацией браков. Свадьба прошла очень тихо и скромно, на ней присутствовали только близкие. В своей автобиографии Чаплин писал, что к моменту женитьбы его романтический пыл уже угас и особого энтузиазма в отношении своей невесты он не испытывал. По воспоминаниям Милдред, однако, именно Чаплин настаивал на свадьбе и он был все еще сильно увлечен ею во время их "медовой недели", проведенной на Каталине.
Ниже можно сравнить, как описывали день свадьбы Чаплин и его бывшая жена:

"В этот день я задержался на студии. В семь тридцать Том [Харрингтон] тихонько вошел в павильон и шепнул мне:
- Не забудьте, что в восемь у вас назначена встреча.
Чувствуя себя очень скверно, я разгримировался и переоделся с помощью Харрингтона. Пока мы не сели в машину, Харрингтон молчал. Только тогда он сообщил мне, что я должен встретиться с мисс Харрис в доме мистера Спаркса, мирового судьи.
Милдред уже сидела в приемной, когда мы туда вошли. Она грустно улыбнулась, и мне стало ее немного жаль. В простом темно-сером костюме она выглядела прелестно. Не успел Харрингтон сунуть мне в руку кольцо, как в двери уже показался высокий, худой человек, который очень любезно пригласил нас в другую комнату. Это и был мистер Спаркс.
- Ну, Чарли, - сказал он, - у вас замечательный секретарь. О том, что это будете вы, я узнал только полчаса назад.
Церемония была до ужаса простой и деловитой. Кольцо, которое Харрингтон передал мне, я надел на палец Милдред, и мы стали мужем и женой. На этом церемония закончилась. Когда мы уже собирались уходить, мистер Спаркс мне напомнил:
- Чарли, не забудьте поцеловать новобрачную.
- О да, конечно, - улыбнулся я.
На душе у меня было смутно. Я чувствовал, что запутался в сети глупых случайностей, что все это бессмысленно и не нужно, и наш союз лишен прочной основы. Но, с другой стороны, мне уже давно хотелось иметь жену, а Милдред была красива и молода - ей еще не исполнилось девятнадцати [Милдред было 16], - и, хотя я был на десять лет старше ее, все еще могло получиться неплохо". [1]

***

"Как большинство юных девушек, я мечтала о грандиозной свадьбе. Я всегда говорила, что выйду замуж в пышном атласном свадебном платье, украшенном оранжевыми цветами, но если нашей свадьбе предстояло пройти в большом секрете, на чем настаивал Чарльз, об этом не могло быть и речи.
Организация церемонии была доверена компетентному Тому Харрингтону, секретарю Чарльза, и он, несомненно, блестяще справился с задачей. Чиновник оказался знакомым Чарльза, и не нужно было сомневаться в том, что он будет держать все дело в тайне.
Сомневаюсь, что в Голливуде была когда-либо еще одна такая тихая и тайная свадьба. Мы с Чарльзом приехали к чиновнику на его машине. Вместо белого атласа, о котором я так мечтала, мое свадебное платье было из черного атласа, отделанного мехом горностая и, разумеется, украшенного орхидеями. Мне было одновременно и радостно, и страшно - естественная нервная реакция шестнадцатилетней девушки, делающей самый важный шаг в ее жизни.
Через четверть часа после того, как я вступила в дом чиновника, я стала миссис Чарльз Чаплин. При регистрации я указала свой возраст как 17 лет, а вскоре после Чарльз узнал мой настоящий возраст. Кроме нас с Чарльзом на свадьбе присутствовали только Том Харрингтон, секретарь Чарльза, и Чарли Ривз, его менеджер [вероятно, имеется в виду Альф Ривз], которые выступали в роли свидетелей.
Оглядываясь на семнадцать лет в прошлое, сложно проанализировать, с какими чувствами я вышла под руку с Чарльзом под лучи калифорнийского солнца, будучи теперь новобрачной. На лице моего мужа сияла улыбка. Его нервозность прошла, он осознал, что наконец добился своего и сделал меня своей женой. Помню, что, когда мы ехали отметить это событие скромным и очень уединенным завтраком, меня втайне приводила в восторг и трепет мысль о том, что вот сейчас произошло событие, которое взбудоражило бы не только весь Голливуд, но и весь мир - а кроме нас четверых, чиновника и моей матери никто больше не знал, что великий Чарльз Чаплин женился". [2]

Возможно, они просто по-разному смотрели на вещи. По словам Чаплина, "для Милдред брак был приключением, столь же увлекательным, как победа на конкурсе красоты. Свое отношение к нему она вычитала из романов; она как-то не могла осознать, что это жизнь, а не беллетристика. Я пытался говорить с ней серьезно о наших планах на будущее, но до нее ничего не доходило - она жила, словно в тумане". [3] Этим вполне может объясняться разница в восприятии. Вместе с тем, мне все же кажется, что Милдред не совсем уж выдавала желаемое за действительное, описывая чувства Чарльза к себе. Думаю, его интерес к ней начал угасать уже после свадьбы, после возвращения к повседневным делам.

• 1923 год. Чаплин впервые выступает по радио, чтобы прорекламировать свой новый фильм "Парижанка".

Чаплин очень сильно нервничал перед своим радио-дебютом, который состоялся 3 октября 1923 года на радиостанции WOR в Ньюарке, штат Нью-Джерси. Перед началом радиовещания он непрерывно мерил шагами студию и то и дело вытирал лоб.
- Не страшно показаться перед камерой, - сказал он директору WOR Дж. М. Барнетту, - зная, что, если ошибешься, если оступишься, всегда можно попробовать снова; картину можно переснять. А подумайте, сколько тысяч людей во всем мире будут ловить каждое мое слово! - Чарли нахмурился, снова промокнул лоб и жалобно произнес: - Я не знаю, что сказать, я совсем не подготовился.
Сидя перед микрофоном, он нервно ёрзал, сглатывал, застегивал и расстегивал пиджак. Наконец он взял себя в руки и открыл рот:
- Друзья мои, это выше меня. Я рад, что вы меня не видите - я сижу как на иголках. Меня пугает, - продолжал он, - мысль о том, что вы сидите сейчас где-то там, у себя дома, собравшись все вместе: и Том, и Дик, и Кэтрин, и Гарри, и малыш, - а я сижу здесь, рядом с этой странной штуковиной с дырочками (это штуковина с дырочками, а не я), стараясь унять дрожь в коленках и крепко сцепив руки.



В ходе трансляции, которая длилась полчаса, он изобразил несколько имитаций, включая имитацию джазового оркестра.
- Я могу сыграть на любом инструменте из оркестра, - объявил он. - Вот послушайте.
И он дал сигнал участникам джазового оркестра, специально приглашенного по такому случаю, чтобы они по очереди играли свои партии.
- А теперь я сыграю на всех разом, - сказал он, и оркестр заиграл "На прекрасном голубом Дунае". В завершение трансляции Чаплин сказал слушателям:
- Если вам больше нечем заняться, сходите на новую картину, которую я поставил - "Парижанку".
После трансляции Чаплин сообщил директору студии, что он "сбросил девять фунтов [4 кг] за пятнадцать минут" (из-за боязни выступать перед публикой) и готов расписаться в этом.
Покидая студию, он с тревогой спросил: "Я не совсем уж полную чушь наговорил?" Затем он погрозил кулаком микрофону, улыбнулся той самой улыбкой, что принесла ему целое состояние, и был таков. [4]

Radio Digest, 27 октября 1923
Pictures & The Picturegoer, май 1924

• 1953-1977 годы. После переезда в Швейцарию для семьи Чаплина стало традицией каждый октябрь бывать на представлениях цирка Кни (Knie). Циркачи стали его хорошими друзьями. Примечательно, что посещение цирка в октябре 1977 года стало последним выходом Чаплина "в люди" перед смертью.

Чаплин с дочерьми Джозефиной (4 года) и Джеральдиной (9 лет) наблюдают за выступлением клоуна Грока.
За Джозефиной сидит Джерри Эпстайн, давний друг семьи. 1953 г.

Уна, Аннетт (4 года), Джейн (7), Чарли, Виктория (13) и Джозефина (15).
Цирк Кни, 1964 г.

Уна, Чарли и артист Эмиль Штайнбергер. 1977 г.

Большие фото в блоге >>>

_____________
[1] Чаплин Ч.С. Автобиография // О себе и своем творчестве. М., 1990. Т. 1. С. 170.
[2] Harris M. The Private Life of Chaplin: By His First Wife (Mildred Harris) // The Winnipeg Evening Tribune. 1936. Saturday, March 21. Vol. XLVII, No. 70. P. [40].
[3] Чаплин Ч.С. Автобиография. С. 170.
[4] Discovering Chaplin.

@темы: Цитаты, Oona O'Neill Chaplin, Воспоминания о Чаплине, Mildred Harris, Jerry Epstein, A Woman of Paris, Поздние годы, В этом месяце, Circus Knie

---

Чарли Чаплин и Махатма Ганди

В этот день, 22 сентября 1931 года Чаплин встретился с Махатмой Ганди во время своего визита в Лондон. Считается, что эта встреча также послужила одним из источников вдохновения для фильма "Новые времена".

Большое фото >>>

Ниже привожу отрывок из автобиографии Чаплина, в котором он описывает свою встречу с Ганди:

Вскоре после посещения Чартуэлла я познакомился с Ганди. Я всегда уважал этого человека и восхищался его политической проницательностью и железной волей. Но мне казалось, что его поездка в Лондон была ошибкой. В условиях Лондона его легендарный образ тускнел, а его подчеркнутая религиозность утрачивала внушительность. Национальная одежда, которую он носил довольно небрежно, не вязалась с сырым и холодным климатом Англии. Его приезд в Лондон дал обильную пищу для острот и карикатур. Такой человек производит более сильное впечатление на расстоянии.
Меня спросили, хочу ли я с ним познакомиться; конечно, мне было очень интересно его увидеть.
Мы встретились с ним в маленьком скромном доме в трущобах за Ист-Индиа на Док-роуд. На улицах толпился народ, оба этажа дома были битком набиты журналистами и фотографами. Наша беседа проходила в небольшой комнатке на втором этаже. Махатма еще не прибыл, и, ожидая его, я думал о том, что ему скажу. Я слышал о его заточении, о голодовках в тюрьме, о его борьбе за освобождение Индии и смутно что-то знал о его противодействии техническому прогрессу в стране.
Наконец послышались громкие крики приветствий - Ганди выходил из такси, неловко подбирая края своей одежды. Это было довольно странное зрелище: среди лондонских трущоб непонятная фигура чужестранца, окруженная радостно возбужденной толпой. Ганди поднялся наверх и подошел к окну, затем поманил меня, и мы вместе приветственно помахали собравшимся на улице людям.
Едва мы сели на диван, как засверкали вспышки фотоаппаратов. Я сидел по правую руку от Махатмы. Наступила неловкая пауза - тот страшный момент, когда мне нужно было сказать что-то очень умное на тему, о которой я имел лишь самое слабое представление. Моя соседка справа, довольно надоедливая девица, принялась что-то мне рассказывать. Я не слушал ее, но согласно кивал головой, все думая о том, что же мне сказать Ганди. Я понимал, что начать разговор должен я, - не мог же Махатма поблагодарить меня за удовольствие, которое ему доставил мой последний фильм. Я сомневался, бывал ли он хоть раз в жизни в кино. И тут одна из индийских дам властно перебила мою словоохотливую соседку:
- Мисс, будьте добры, замолчите и дайте мистеру Чаплину поговорить с Ганди.
В переполненной комнате наступила тишина. Похожее на маску, лицо Махатмы выражало ожидание, и мне показалось, будто вся Индия ждет моих слов.
- Понятно, я всячески сочувствую надеждам Индии и ее борьбе за свободу, - сказал я откашлявшись. - Однако я не совсем понимаю, почему вы отрицаете машины?
Махатма кивнул и улыбнулся.
- В конце концов, если машины использовать в альтруистических целях, - продолжал я, - они могут освободить человека от цепей рабства, сократить часы его работы и дать ему время развиваться духовно и радоваться жизни.
- Понимаю, - сказал он невозмутимо. - Но прежде чем Индия сможет достигнуть этой цели, она должна освободиться от господства Англии. В прошлом именно машины поставили нас в зависимость от нее, а избавиться от этой зависимости мы можем, только бойкотируя все товары машинного производства. Вот почему мы считаем патриотическим долгом каждого индийца самому прясть свой хлопок и самому ткать себе одежду. Это наш способ борьбы с такой могущественной нацией, как Англия, а кроме того, есть и другие причины. В Индии другой климат, не такой, как в Англии, у ее народа другие обычаи, другие потребности. В Англии холодный климат требует энергичного развития машинного производства и сложной экономики. Вам нужно производство вилок, ножей и ложек, а мы обходимся пальцами. И эти различия заходят далеко.
Мне преподали очень понятный и наглядный урок тактики и стратегии борьбы Индии за независимость, разработанной, как это ни парадоксально, очень реалистически и зрело мыслящим мечтателем, обладающим железной волей в достижении своих целей. Ганди сказал мне также, что высшая степень независимости заключается в отказе от всех ненужных вещей и что насилие в конце концов само себя уничтожает.
Когда все разошлись, он спросил меня, не хочу ли я остаться и посмотреть, как они будут молиться. Махатма сел по-турецки на пол, а пятеро остальных уселись в кружок около него. Это было странное зрелище: шесть фигур на полу маленькой комнатки, в самом сердце лондонских трущоб, озаренных шафрановым светом заходящего солнца, а я сам на диване, смотрю на них и слушаю, как они смиренно, нараспев произносят свои молитвы. "Что за парадокс!" - думаю я, глядя на этого чрезвычайно здравомыслящего человека с умом юриста, превосходно разбирающегося в политической обстановке, и наблюдая, как вся его прозаическая проницательность растворяется в напевной молитве*.

А здесь можно посмотреть, как Чаплин и Ганди "приветственно машут" собравшимся на улице людям, при этом Чаплин только чудом не выпадает из окна:



_____________
*Чаплин Ч.С. Автобиография // О себе и своем творчестве. М. : Искусство, 1990. Т. 1. С. 247-249.

@темы: Видео, Цитаты, В этот день, Mahatma Gandhi

---

Речь Чаплина для антифашистского митинга 22 июля 1942 г.

В начале 40-х годов (после выхода "Великого диктатора") Чаплин активно выступал в поддержку России во Второй мировой войне и за открытие второго фронта. В этот день семьдесят шесть лет назад он произнес речь по радиотелефону для антифашистского митинга в нью-йоркском Мэдисон-скуэр-гарден в поддержку требований о немедленном открытии второго фронта в Европе. Митинг проводился по инициативе Совета Конгресса промышленных организаций, на нем собралось около шестидесяти тысяч профсоюзных активистов и представителей других организаций. Весь предшествовавший день Чаплин потратил на подготовку своей речи, которая длилась четырнадцать минут. Впоследствии она была опубликована под названием "Демократия восторжествует или погибнет на полях сражений в России".

***

«На полях сражений в России решается вопрос о жизни и смерти демократии. Судьба союзнических наций находится в руках коммунистов. Если Россия потерпит поражение, Азиатский континент – самый обширный и самый богатый на земном шаре – подпадет под власть нацистов. Поскольку весь Восток практически подчинен японскому влиянию, нацисты будут контролировать почти все наличные средства ведения войны. Какими шансами мы будем располагать для победы над Гитлером?

Если Россия будет побеждена, мы окажемся в безнадежном положении вследствие транспортных трудностей, растянутых коммуникаций, недостатка стали, жидкого горючего, каучука. Стратегия Гитлера и имеет целью разделять, чтобы завоевывать.

Есть люди, которые утверждают, что война в таком случае продлится от десяти до двадцати лет. По моему мнению, это прогноз оптимистов. В условиях противостояния столь мощному противнику будущее для нас окажется весьма неопределенным.

Русским необходима помощь. Они просят об открытии второго фронта. Мнения союзных наций по вопросу о возможности второго фронта разделились. Нам твердят, что союзники не имеют необходимых запасов. Потом нам говорят противоположное. Нас уверяют также в том, что не следует рисковать открытием второго фронта, ибо это может завершиться поражением, что нельзя начинать наступление прежде, чем все к нему, до последней мелочи, не будет готово. Но можем ли мы ждать до тех пор? Можем ли мы тянуть, чтобы бить наверняка? В войне не существует стратегии, гарантирующей полную безопасность. В этот момент немцы находятся в 50 километрах от Кавказа. Если Кавказ падет, потеряно будет 95 процентов русской нефти. Когда умирают десятки тысяч, а угроза смерти нависла над миллионами, мы должны честно сказать то, что думаем. Нас спрашивают об этом народы.

Нам сообщили, что мощный экспедиционный корпус высадился в Ирландии. Что 95 процентов наших караванов с успехом прибывают в Европу. Что два миллиона хорошо вооруженных англичан готовы вступить в бой.

Что же мы ждем, когда положение в России столь опасно?

Речь не идет о том, чтобы создать разногласия между правительственными кругами в Вашингтоне и Лондоне. Мы просим их развеять сомнения людей, вселить в них доверие, создать единство для будущей победы.

Россия сражается у последней черты, но она самый надежный оплот союзников. Мы защищали Ливию – и потеряли ее. Защищали Крит – и потеряли его. Защищали Филиппины и другие острова Тихого океана – и потеряли их. Но мы не можем рисковать потерей России – последней линией защиты демократии.

Мы должны сделать все, чтобы спасти наш мир, нашу жизнь, нашу цивилизацию, по которым наносятся все новые удары.

Потеря русскими Кавказа была бы ужасной катастрофой для дела союзников. Тогда из своих нор вылезут "пацифисты". Они потребуют заключения мира с Гитлером-победителем. Они заявят: зачем жертвовать жизнью американцев, когда мы можем заключить соглашение с Гитлером? Остерегайтесь этой нацистской ловушки! Нацистские волки готовятся обрядиться в овечью шкуру. Они предложат нам выгодные условия мира, и, не успев опомниться, мы окажемся в плену их идеологии. Тогда мы станем рабами. Они уничтожат нашу свободу, завладеют нашими умами, навяжут нам единый язык, будут хозяевами наших жизней. Миром станет управлять гестапо. Фашисты будут распоряжаться нами и на расстоянии. Таким в действительности окажется мир будущего.

Обладая господством в воздухе, нацисты подавят всякое сопротивление их новому "порядку". Прогресс человечества окажется приостановленным. Права национальных меньшинств, права трудящихся, права граждан будут уничтожены, превращены в прах. Если мы послушаем "пацифистов", если мы пойдем на мир с Гитлером-победителем, его диктаторский режим возьмет под контроль весь мир.

Будем же бдительными, мы, защитники демократии! Мы, любящие свободу и свободу слова! Не дадим себя покорить! Будем же остерегаться "пацифистов", которые всегда поднимают голову после катастрофы!

Если мы будем бдительными, если мы сохраним свой дух, нам нечего бояться. Не надо забывать, что Англия была спасена именно благодаря своему духу. Если дух и нашего народа останется непокоренным, победа будет обеспечена.

Гитлеру не раз сопутствовала удача. Война в России имеет для него решающее значение. Дай же Бог, чтобы он не мог этим летом захватить Кавказ. Дай же Бог, чтобы он провел еще одну зиму на подступах к Москве. Шансы на удачу у него невелики, но они существуют.

Однако если шансы на удачу есть у Гитлера, то почему они не могут быть у нас?

Так воспользуемся же ими! Больше бомб на Берлин! Больше транспортных самолетов для решения проблемы перевозок! И прежде всего необходимо открыть второй фронт!

Поставим перед собой цель добиться победы весной. Вы, рабочие заводов, вы, труженики полей, вы, воины, вы, граждане всего мира, – трудитесь, боритесь во имя достижения этой цели! Вы, официальные лица в Вашингтоне, вы, официальные лица в Лондоне, – дайте нам возможность претворить в жизнь наше стремление победить весной!

И если таково наше стремление, если мы работаем во имя его, если мы живем, одушевленные этим стремлением, родятся силы, которые удесятерят нашу энергию и наш порыв.

Сделаем же невозможное! Не забудем, что история человечества знает свершение дел, выполнение которых казалось невозможным»*.

_____________
*Цит. по: Чаплин Ч.С. Автобиография // О себе и своем творчестве. М. : Искусство, 1991. Т. 2. С. 114-116.

@темы: Цитаты, В этот день

---

В этом месяце: Июнь

Продолжение серии постов об интересных событиях в жизни Чарли Чаплина, которые происходили в текущем месяце. Удивительно, но июнь оказался на них достаточно скуден. Я поскребла по всем известным мне источникам, но мой улов оказался небогат и довольно однообразен. Отобрала из него самое, на мой взгляд, значимое.

***

В этом месяце: ИЮНЬ

• 1932 год. Чаплин возвращается в Америку из кругосветного путешествия, которое продлилось шестнадцать месяцев. Он увидел мир, пораженный Великой депрессией, встретился с политическими и общественными деятелями, интеллектуалами и другими знаменитостями от Уинстона Черчилля до Махатмы Ганди. Впечатления и опыт, почерпнутые в этой поездке, сильно повлияли на его мировоззрения, что нашло отражение в его будущих картинах. В качестве реакции на происходящее в мире в творчестве Чаплина начинают ярче проявляться социальные и политические мотивы.

"Эта поездка произвела на меня неизгладимое впечатление, - писал он в своих путевых мемуарах "Мир глазами комика" (A Comedian Sees the World). - Народные волнения в Европе и других странах, где я побывал, похоже, готовят почву для наступления новой эпохи - теистической, социологической и экономической - какой еще не знала история цивилизаций. Это разжигает во мне жажду новых свершений - жажду сделать что-то такое, чего я еще не делал; возможно, попробовать себя в иной области"¹.

Это стремление Чаплин реализовал двумя способами: еще в поездке он начал работать над своими путевыми мемуарами, которые можно считать его первым самостоятельным литературным опытом (аналогичный путевой очерк "Моя поездка за границу" (My Trip Abroad) о поездке в Европу в сентябре-октябре 1921 года был записан со слов Чаплина журналистом Монтой Беллом) - они были напечатаны в пяти выпусках журнала Women's Home Companion с сентября 1933 по январь 1934 года (отдельной книгой они были изданы лишь в 2014 году).
Спустя же буквально десять дней после своего возвращения Чаплин опубликовал в газете Los Angeles Times свой "экономический план", который, по его словам, должен был решить глобальные экономические проблемы и помочь Германии погасить свой долг (репарации) перед Союзниками. План предполагал выпуск международной фидуциарной валюты в сумме, равной долгу Германии. Номинальная стоимость такой валюты по договоренности между Союзниками устанавливалась бы равной золоту и гарантировалась бы государственными облигациями. Таким образом, каждая страна должна была получить причитающуюся ей долю репараций в этой новой валюте, а Германия была бы освобождена от долговых обязательств. В конечном итоге, "эта валюта, функционируя как золото, дополнила бы мировой капитал"².
"Нынешние беспорядки носят общемировой характер - и только общими усилиями можно их урегулировать", - заявил Чаплин³.

• 1941 год. Через своего друга Тима Дюранта Чаплин знакомится с Джоан Барри и начинает встречаться с ней. Вскоре он обнаруживает, что она обладает актерским талантом. Знакомые Чаплина сэр Седрик Хардвик и Синклер Льюис обратили его внимание на пьесу Пола Винсента Кэрролла Shadow and Substance ("Тень и субстанция"/"Призрак и действительность" и другие варианты перевода). Льюис заметил, что из истории о "современной Жанне д'Арк" может получиться отличный фильм. Чаплин попросил копию пьесы для ознакомления и через пару дней рассказал об этом Джоан. Та сказала ему, что видела пьесу и хотела бы сыграть главную героиню. Поначалу Чаплин не воспринял ее всерьез, однако Джоан прочитала ему монолог Бриджид с такой убедительностью, что он сделал ее пробы в студии и оказался так воодушевлен результатами, что приобрел права на экранизацию пьесы и тогда же, в июне, заключил с Джоан Барри контракт на исполнение главной роли.
Это стало началом проблем, растянувшихся на четыре года и превзошедших с точки зрения общественного резонанса даже скандальный развод с Литой Грей. Но об этом подробно как-нибудь в другой раз.

Пробы Джоан Барри на роль Бриджид в разных костюмах

• 1943 год. Женитьба на Уне О'Нил. Пожалуй, одна из самых важных дат в жизни Чаплина. Его последний и - наконец-то - крепкий и счастливый брак. Я даже не стану ничего больше добавлять.

Уна и Чаплин в день свадьбы, 16 июня 1943 г.
Огромное фото >>>

_____________
¹Chaplin C. A Comedian Sees the World. Columbia : University of Missouri Press, 2014. P. 143-144.
²Chaplin Tells Economic Plan // Los Angeles Times. 1932. June 27. P. 13.
³Ibid.

@темы: Путешествия, Цитаты, Joan Barry, Oona O'Neill Chaplin, В этом месяце

---

Советы по актерскому мастерству от Чарли Чаплина

Хочу представить вашему вниманию подборку советов Чарли Чаплина, которые в разное время он давал своим актерам. В основном они воспроизведены по воспоминаниям тех, кто с ним работал (Лиллиан Росс - журналистка и близкий друг семьи). Когда охватываешь все цитаты одним взглядом, становятся понятны основные принципы, которых придерживался Чаплин в актерской игре. Что удивительно, при такой диктаторской режиссуре, какой он славился, многие отмечают, насколько большое внимание он уделял раскрытию индивидуальности актера. Кроме того, интересны сами формулировки.

Начать же хочется с тех строк, которые сам Чаплин посчитал уместным включить в свою автобиографию:

Кто-то сказал, что искусство игры актера определяется его раскованностью, полным освобождением. Этот основной принцип приложим ко всякому искусству, но актер особенно должен уметь владеть собой, внутренне себя сдерживать. Какой бы бешеной ни была сцена, в актере всегда должен жить мастер, способный оставаться спокойным, свободным от всякого напряжения, - он ведет и направляет игру страстей. Внешне актер может быть очень взволнован, но мастер внутри актера полностью владеет собой, и добиться этого можно лишь путем полного освобождения.

...Важнее всего уметь ориентироваться, другими словами, твердо знать в каждое мгновение на сцене, где ты находишься и что ты сейчас делаешь. Выходя на сцену, актер должен знать, почему и где он остановится, когда повернется и где станет, когда и где сядет и будет ли он говорить, обращаясь прямо к партнеру или в сторону. Способность ориентироваться оправдывает действие актера и отличает профессионала от любителя. Как режиссер я всегда требую от актеров точной ориентации. [1]

Читать дальше прямо здесь

Эдна Первайэнс:

[В интервью Альме Уитакер]
Эдна рассказывает, что во время съемок фильма Чарли обычно спрашивает: "Если бы это происходило с тобой в реальной жизни, как бы ты поступила?" Она старается ответить как можно обстоятельней, после чего он говорит ей именно это и сделать.
- Не пытайся все время держаться лицом к камере, - говорил Чарли. - При хорошей игре твои эмоции будут транслироваться через любую часть твоего тела с любого ракурса, - это, по словам Эдны, открывало перед актером невероятно широкие возможности, позволяло почувствовать себя непринужденным и естественным. [2]

Читая эти слова, я не могу не вспомнить классический эпизод из "Золотой лихорадки", в котором Чаплин мастерски передает все эмоции своего героя, стоя при этом спиной к камере.


Адольф Менжу:

Уже через несколько дней [с начала съемок] я осознал, что в плане тонкостей актерской игры Чаплин даст мне больше, чем любой другой режиссер, у которого я когда-либо снимался. Во время съемок он часто повторял одну замечательную, хорошо запоминающуюся фразу:
- Не играйте на публику! - говорил он. - Помните, за вами подглядывают.
Эти слова образно и ёмко обобщали разницу между игрой на театральной сцене и игрой в кино - напоминали, что в фильме для выражения важных эмоций или мыслей берется крупный план, камера наезжает на лицо актера - и вот оно на экране, увеличено до шести футов от бровей до подбородка. Публика разглядывает его под микроскопом, и актеру уже нельзя играть для галерки, которая располагается в двухстах футах от него, потому что в кинотеатре нет никакой галерки; все зрители сидят буквально у него на коленях.
С самого начала моей актерской карьеры меня учили преувеличенным жестам и реакциям, которые считались необходимыми для того, чтобы рассказать историю через пантомиму. Но когда я или любой другой актер начинали выдавать нечто подобное, Чаплин лишь качал головой и повторял: "За вами подглядывают". Этого было достаточно. Я сразу понимал, что здорово схалтурил и отснятую сцену можно выбросить в окно.
С тех пор я никогда не играл перед камерой, не напомнив себе: "За тобой подглядывают; смотри не облажайся".
Еще одной любимой фразой Чаплина была: "Осмысливайте сцену! Мне неважно, что вы будете делать руками или ногами. Если вы будете действовать осмысленно, всё выйдет как надо".
И нам приходилось переснимать каждую сцену до тех пор, пока мы не начинали проживать ее - пока мы не начинали верить в нее и играть головой, а не только руками, ногами или бровями. [3]

Чаплин работает над сценой из "Парижанки" с Адольфом Менжу и Эдной Первайэнс, 1923 г.


Полетт Годдар:

Он сказал мне, что нельзя умничать. Если просто будешь собой, это проявится ярче всего. И тогда тебя примут доброжелательно. Тебя полюбят. То, чему я научилась у Чарли... Я многому у него научилась, но когда я только начинала учиться актерской игре, он сказал: "Крошка, не бойся ошибиться. Потому что зрители любят тебя за то, что ты совершаешь ошибки". И это было действительно так! Я понятия не имела, что делала. Я бродила кругами. А он сказал: "Забудь об этом. Не критикуй. Не анализируй. Сживись со своей ролью, и если сделаешь что-то не так, зрители будут в восторге". В этом ключ к любому выступлению. Нельзя быть слишком умным. Люди терпеть не могут умников. Они их презирают. И иронию, и... всё это. Но если совершишь ошибку, они скажут: "А ведь она живая!" [4]

Чарли и Полетт в "Новых временах" (1936)


Джек Оуки:

Работая с Чаплином, я убедился в том, что он, вне всякого сомнения, гений. Во всем Голливуде не сыщешь второго такого же. За те четыре месяца, что я снимался в картине, я узнал об актерской игре больше, чем за все годы, что сам посвятил этому. Я поначалу даже не осознал того, что он сразу начал переделывать меня. Все девять лет, что я работал на Парамаунт, в меня вдалбливали одно: что самое главное - это скорость. Я всегда должен был действовать быстро, я был шустрым малым, за которым никто не мог угнаться. Чаплин все это изменил. Он останавливал меня во время съемок и предлагал мне сделать все иначе. В тот момент я не понимал, чего он добивается. Но это становилось очевидным, когда я видел отснятый материал на экране в проекционной. Одного взгляда хватало мне, чтобы понять, как он добивается нужного эффекта. А потом он говорил:
- Все, что тебе нужно, Джек, это перестать спешить. Если, к примеру, ты бьешь кого-то по голове молотком, делай это не так: "бам-бам-бам", а так: "бам --- бам --- бам". Так у зрителей будет возможность посмеяться после каждого удара.
Его чувство темпа безупречно. [5]

Джек Оуки и Чаплин на съемках "Великого диктатора" (1940)


Лиллиан Росс:

[На репетиции театральной пьесы]
- Первое действие - самое важное. Вот почему я подробно останавливаюсь на этом. Вы не должны играть. Вы... не... должны... играть. Я должен закрепить в ваших умах эту мысль. Никакой жалости к себе. Не создавайте у зрителей впечатления, что вы только что прочитали сценарий. Сейчас это звучит фальшиво. Мы так не говорим. Просто выскажите свою мысль. Не пытайтесь казаться утомленными. Вы слишком молоды для этого. Давайте избавимся от актерской игры. Нам не нужна игра. Нам нужны настоящие эмоции. Заставьте зрителей почувствовать, что они подглядывают за вами в замочную скважину. Если будете играть, получится слезливо и муторно. Пьеса сама по себе достаточно сентиментальна. Не изображайте разбитых сердец. Живее. Слезами в голосе вы всё испортите. Ну же, живее. Живее.

- Ради всего святого, избавься от декламации! Избавься от этих интонаций! Просто скажи то, что должен сказать.

- Ты должен мыслить этими словами, а не тупо повторять их, как попугай.

- Произнеси эту реплику так, как ты сам сказал бы это! Проще. Искреннее. Далась вам эта проклятая декламация. Терпеть не могу декламацию. Мне больно это слушать.

- Не усложняйте! Вы начинаете жестикулировать слишком активно. Мне это не нравится. Если жесты привлекут внимание зрителей, вам конец. Жесты не должны бросаться в глаза. Говорю это вам, как человек жестов. Мне самому трудно сдерживаться. [6]


Доун Аддамс:

Мне предстояло многому научиться у Чаплина в отношении игры в кино. Прежде всего, он научил меня раскрывать мою собственную индивидуальность на языке экрана и проецировать ее на роль. "Забудь про то, чему тебя учили в RADA [7], - говорил он мне. - Скажи это так, как сказала бы Доун". Чаплин верит в простоту. Его любимым наставлением было: "Пробивайся". Он хотел, чтобы мы научились выражать себя через свои роли. Никто еще ни разу так не работал со мной над ролью.
Он также отучил меня кивать головой, когда я играю [8]. Это выводит его из себя.
- Помни, что ты должна быть точной, - говорил он. - Движения головой слишком неопределенны. Каждый твой жест должен нести в себе смысл.
Возможно, жизнь среди итальянцев за эти годы приучила меня выражать мысли и эмоции всем телом. Чаплин научил меня снова быть сдержанной. Настолько сдержанной, что теперь даже в Италии я строго слежу за каждым своим жестом. [9]

Доун Аддамс и Чаплин в "Короле в Нью-Йорке" (1957)

Если еще что-то найду/вспомню - сделаю дополнение.

---

[1] Чаплин Ч.С. Автобиография // О себе и своем творчестве. М. : Искусство, 1990. Т. 1. С. 190-191.
[2] См. Taylorology (The New Edna Purviance - седьмое интервью сверху).
[3] Menjou A., Musselman M. M. It Took Nine Tailors. New York : Whittlesey House, 1948. P. 110-111.
[4] Цит. по: Gilbert J. Opposite Attraction: The Lives of Erich Maria Remarque and Paulette Goddard. New York : Pantheon Books, 1995. P. 59-60 ; см. также: Discovering Chaplin.
[5] См. Discovering Chaplin.
[6] Цит. по: Ross L. Moments with Chaplin. New York : Dodd, Mead & Company, 1980. P. 15-19.
[7] Королевская академия драматического искусства (RADA - The Royal Academy of Dramatic Art).
[8] Интересно, что точно такое же наставление получил сам юный Чаплин, репетируя свою первую роль в театре. Очевидно, что этот урок он запомнил на всю жизнь.
[9] Dawn Addams tells about... My Life As Chaplin's Leading Lady // Films and Filming. 1957. August. Vol. 3 No. 11. P. Twelve-thirteen.

@темы: Цитаты, Это интересно, Paulette Goddard, Adolphe Menjou, Edna Purviance, Истории со съемок, Dawn Addams, Jack Oakie, Lillian Ross

---

Happy Birthday, Charlie!

«Я понимаю, что время и обстоятельства благоприятствовали мне. Мне выпало на долю быть любимцем всего мира, меня и любили и ненавидели. Да, мир дал мне все лучшее, и лишь немного самого плохого. Какими бы ни были превратности моей судьбы, я верю, что и счастье и несчастье приносит случайный ветер, как облака в небе. И, зная это, я не отчаиваюсь, когда приходит беда, но зато радуюсь счастью, как приятной неожиданности. У меня нет определенного плана жизни, нет и своей философии, всем нам - и мудрецам и дуракам - приходится бороться с жизнью».*

С Днем рождения, Чарли!

(16 апреля 1889 — 25 декабря 1977)
>>>

_____________
*Чаплин Ч.С. Автобиография // О себе и своем творчестве. М. : Искусство, 1990. Т. 1. С. 343.

@темы: Фото, Цитаты, СДР!

---

Чарльз Чаплин о Кларе Хаскиль

"В Веве у нас появились новые друзья, и среди них мсье Эмиль Россье и мсье Мишель Россье с их семьями. Все они - большие любители музыки. Эмиль познакомил нас с известной пианисткой Кларой Хаскиль. Она жила в Веве, и, когда бывала в городе, она и обе семьи Россье приходили к нам обедать, а после обеда Клара усаживалась за рояль. Хотя ей перевалило уже за шестьдесят, Клара была на вершине своей славы и пользовалась феноменальным успехом в Европе и Америке. Но в 1960 году, выходя из поезда где-то в Бельгии, она поскользнулась и упала. Ее отвезли в больницу, где она и скончалась.
Я часто проигрываю ее пластинки, особенно последнюю, которую она записала незадолго перед смертью. Прежде чем начать переписывать эту рукопись в шестой раз, я послушал Третий фортепианный концерт Бетховена в исполнении Клары (дирижер Маркевич). Он является для меня тем предельным приближением к настоящей правде в искусстве, каким может быть лишь великое произведение, и тем источником, из которого я почерпнул силы, чтобы закончить эту книгу" (Чаплин Ч.С. Автобиография // О себе и своем творчестве. М., 1990. Т. 1. С. 339).


Чарли, Уна и Клара Хаскиль в Мануар-де-Бан

Чаплин и Клара Хаскиль

С испанским виолончелистом и композитором Пабло Казальсом

Запись Третьего фортепианного концерта Бетховена в исполнении Клары Хаскиль существует и в настоящее время. Ее можно послушать на ЮТьюбе и насладиться той самой музыкой, которой наслаждался Чаплин.

@темы: Музыка, Цитаты, Oona O'Neill Chaplin, Поздние годы, Clara Haskil

---

Чаплин о прогрессе и нравственности

«Мне хотелось бы сказать несколько слов о положении в мире, как оно мне представляется сейчас. Все увеличивающаяся сложность современной жизни, стремительное наступление XX века застают человека связанным гигантскими организациями, которые угрожают ему со всех сторон, давя на него политически, научно и экономически. Мы становимся жертвами "обработки" наших душ, жертвами санкций и разрешений. И эта форма, в которую мы дали себя отлить, определяется отсутствием у нас культурного провидения. Мы слепо шли к уродству и неразберихе и потеряли способность эстетической оценки. Смысл жизни притупился погоней за выгодой, властью и превосходством. Мы сами позволили этим силам опутать нас, полностью пренебрегая их грозными последствиями.
Наука, лишенная внимательного руководства или осознания своей ответственности, вручила политикам и военщине оружие такой разрушительной силы, что они держат в своих руках судьбу каждого живого существа на земле.
Такая полнота власти, отданная в руки людей, чье чувство моральной ответственности и интеллектуальные способности по меньшей мере не являются непогрешимыми, а во многих случаях являются и просто спорными, может привести нас к такой истребительной войне, которая уничтожит все живое на земле. И все-таки мы слепо идем по этому пути.
Доктор Роберт Оппенгеймер¹ как-то сказал мне: "Человеком движет жажда познания". Пусть так, но во многих случаях он при этом не задумывается о последствиях. Тут доктор Оппенгеймер согласился со мной. Некоторые ученые напоминают мне религиозных фанатиков. Они устремляются вперед, глубоко веря, что их открытия всегда во благо и что их кредо "познай" морально оправданно.
А человек - это животное с первичным инстинктом выживания. И поэтому прежде развивалась его изобретательность, а уж потом его дух. Очевидно, по той же причине и прогресс науки так опережает человеческую нравственность.
Альтруизм на пути прогресса развивается медленно. Он бредет вслед за наукой, часто спотыкаясь, - и только сила обстоятельств вынуждает его иногда действовать. Нищета сегодня отступила не благодаря альтруизму или правительственной филантропии, а лишь благодаря силам диалектического материализма.
Карлейль сказал, что мир приведут к спасению люди, которые начнут думать. Но человек должен быть вынужден к этому очень серьезными обстоятельствами.
И вот, когда человек добился расщепления атома, он оказался загнан в тупик и вынужден был задуматься. Он стал перед выбором: либо подвергнуть себя разрушению, либо образумиться. Движущая сила науки, ее толчок вынуждает его принять решение. И я верю, что в этих обстоятельствах альтруизм в конце концов возобладает и добрая воля человека восторжествует»².

_____________
¹ Роберт Оппенгеймер (1904 - 1967) - американский физик, "отец" атомной бомбы; в 1953 г. из-за своих выступлений против создания водородной бомбы был обвинен в "нелояльности" и лишен доступа к секретным материалам. - Примеч. сост.
² Чаплин Ч.С. Автобиография // О себе и своем творчестве. М. : Искусство, 1990. Т. 1. С. 332-333. Перевод из этого издания дается с небольшими поправками.

>>>

@темы: Цитаты

---

The Great Dictator (1940)

Мне грустно думать о том, что "Великий диктатор", вышедший 77 лет назад, по-прежнему актуален и по сей день. Возможно, сейчас даже больше, чем когда-либо.

"Жизнь может быть свободной и прекрасной, но мы сбились с пути. Жадность отравила человеческие души, наполнила мир ненавистью, привела нас к страданиям и кровопролитию. Мы ускорили прогресс, но замкнулись в себе. Машины, которые должны обеспечить нас всем необходимым, заставляют нас хотеть большего. Наши знания сделали нас циничными, наш ум - черствыми и жестокими. Мы слишком много думаем и слишком мало чувствуем. Больше, чем в автоматизации, мы нуждаемся в человечности. Больше, чем в рациональности, мы нуждаемся в доброте и чуткости. Без этих качеств в жизни воцарится жестокость и мы потеряем всё". (с)

>>>

@темы: Цитаты, The Great Dictator

---

Чаплин о патриотизме

"Я действительно не патриот - это факт. Не только из моральных или интеллектуальных соображений, но еще и потому, что я просто не имею к этому склонности. Как можно спокойно говорить о патриотизме, когда во имя его были уничтожены шесть миллионов евреев? Кто-то может возразить, что это было в Германии; тем не менее, зачатки подобной жестокости дремлют в каждой нации.
Я не могу кричать о национальной гордости. Если за плечами у человека семейные традиции, дом и сад, счастливое детство, семья и друзья, я могу понять, откуда берется это чувство - но у меня не было ничего из этого. В лучшем случае патриотизм для меня сводится к привязанности к местным обычаям: скачкам, охоте, йоркширскому пудингу, американским гамбургерам и Кока-Коле - но нынче эти отечественные вкусняшки распространились по всему миру. Естественно, если бы страна, в которой я живу, подверглась вторжению, полагаю, что, как и большинство из нас, я оказался бы способен отдать жизнь в борьбе за свободу. Но я не способен безоглядно любить свою родину, ибо стоит на ней только возобладать нацизму, как я покину её без малейшего сожаления - а по моим наблюдениям, клеточки нацизма, пусть и дремлющие в настоящий момент, очень быстро могут пробудиться в любой стране. Поэтому я не желаю жертвовать чем-либо ради политической цели, разве что я лично поверю в неё. Я не собираюсь становиться мучеником во имя национализма - и не желаю умирать ни за президента, ни за премьер-министра, ни за диктатора" (Chaplin C. My Autobiography. London, 2003. P. 350.).

Запись в блоге >>>

@темы: Цитаты